Авиаторы
Шрифт:
– Начинается… – Упавшим голосом сказал Аркадий. Потом повернулся ко мне. – Ты, Йорик, не обращай внимания. Цыган… в смысле, Витя, вообще, нормальный мужик… только ему лишку нельзя.
– Виктор Иваныч, Аркаша и Игорь вместе начинали, – снова заговорила Агата, чтобы сгладить неловкость. – То есть, Виктор Иваныч их собрал…
– …А ты упо-орный оказался! – Снова перебил Виктор Иваныч и погрозил мне пальцем. – А вообще, как ты сегодня меня крутанул, – так я думаю: «Все!» – Воскликнул он неожиданно весело.
Потом потемнел лицом.
– Думаешь, ты здесь самый умный? – И качнулся ко мне.
Аркадий удержал его.
– Думаешь, ты весь из себя такой… Чкалов?! – Спрашивал Виктор Иваныч, привставая с бревна. – Алмаз неграненый?!!
По спине моей прошел холодок.
– Думаешь, ты прям такой весь из себя… самородок?! – Не унимался Виктор Иваныч.
– Да успокойся уже, – досадовал Аркадий. – Выпей контрольную и спать иди.
– А ты меня не укладывай! Не укладывай! – Отмахивался Виктор Иванович. – Я еще не рассказал. У меня зажигалка выпала. Ну, закатилась. Под… (он икнул) сиденье. Я – за ней, а он – х-хер-ракс!! – Виктор Иваныч вытянул руки и неверным движением крутнул одну ладонь вокруг другой. – Я думал – все!
Он пьяно усмехнулся и широко повел головой.
Затем поглядел на меня и на Агату, сидящую рядом. Лукаво сощурился.
– А ты, я смотрю, Агатка, даром времени не тер-ря-я’шь… Был у тебя Игорь, а стал… – Кстати, – обратился он ко мне. – Как там тебя зовут, опять? Виноват… (пилот снова икнул). – На имена память ни-ку-дышняя…
При этих слова Виктор Иваныча внутри меня что-то болезненно сжалось.
«Знал, Йорик, знал, – ныло в черепной коробке, в самом дальнем ее углу. – Только притворялся, что не догадываешься».
Агата одним гибким, стремительным, движением поднялась и скрылась в темноте.
– Фу-ты ну-ты! – Засюсюкал ей вслед Виктор Иваныч. – Смотри, какая гордая! Ну и… Иди! Иди! Может, найдешь там еще какого-нибудь. Мало-ли их в темноте-то шляется! Ты ж у нас… прынцесса! Не даром Игорек-то наш…
– Ты, Витя, говори, да не заговаривайся. – Строго сказал Аркадий.
– Молчу, молчу. – Виктор Иваныч встрепенулся и вдруг стал прежним собой. – Молчу… Переборщил.
У меня отлегло от сердца.
Пилот действительно замолчал и долго сидел неподвижно.
На западе горизонт полыхал зарницами. Снова надвигалась гроза и неясно было, пройдет ли она стороной, или накроет город.
– Да! – Воскликнул Виктор Иваныч внезапно, так же внезапно делась вдруг снова пьяным, и посмотрел на меня. – А что стало с Игорем?
Потом обернулся к Аркадию: «Ты не знаешь?»
– Не дури. – Ответил Аркадий.
– А то и стало, – вздохнул Виктор Иваныч, – что пропал Игорёк.
Он помолчал и добавил с видимым усилием: «У-то-нул… В Почай-Реке. Вместе с аэропланом».
Он сгорбился на бревне, уперев подбородок в ладони.
– Широка Почай-Река. – Произнес пилот задумчиво, пустым каким-то голосом. Костер отражался в его широко раскрытых, неподвижных глазах. – Холодна. Туманна. Редкая птица долетит… Вот и Игорь-то наш… – Он замер. – Не… – шумно вздохнул, словно собираясь с духом. – Не… – Подбородок его задрожал, брови поднялись удивленно – …Долетел…!
Слезы побежали по обветренным щекам, теряясь в черной, с проседью бороде.
– Не долетел! – Выдавил густо и зычно Виктор Иваныч, и затрясся в беззвучных рыданиях.
Аркаша привстал и взял его под руку: «Все, Витя. Все. Пошли. Слышь?
Пилот приподнялся было, но вдруг зарыдал в голос и снова повалился на бревно.
– Га-ады-ы! Кричал он. – С-скоты!! Не долете-е-ел!!!
Аркадий, чертыхаясь, тащил Виктора Ивановича с бревна; Виктор же Иваныч упирался, и то рыдал, то угрожал кому-то, то вдруг делался спокоен и просил принести какую-то тетрадь: «ту, где все записано», – и снова рыдал.
Я тихонько встал и шагнул из освещенного костром пространства в ночь, в лунный свет и морок теней; растворившись в них, побрел, вглядываясь в сумрак.
***
Букпа успокоилась. Дождевая вода сошла, и русло поблескивало на дне оврага среди наносов ила, мусора и зарослей тростника.
Я был все еще пьян, но мне казалось, что мыслю я совершенно трезво, хотя голова уже ныла. Водка явно была паленая.
Я шел вдоль берега.
Агаты нигде не было. Скорее всего, она окружным путем вернулась в свою палатку…
Из множества путей, которыми начинался этот день, оставался один: томительный, долгий, пеший путь домой.
Пьяные крики Виктор Иваныча еще доносились от костра временами, и было неприятно вспоминать, что утро было так чисто.
Я миновал пустырь и уже недалеко был от улицы Гоголя, когда в овраге у заброшенной насосной станции, у самой воды засветился огонек.
Я остановился. Там, на дне оврага, был кто-то. Я не мог различить его. Меня же, освещенного луной, было видно прекрасно.
Все вокруг словно вымерло. Ни с нижегородской улицы, ни с улицы Гоголя, ни даже проспекта Бухар-Жырау не сверкали фары, не доносились звуки города. Лишь за деревьями на той стороне оврага светились окна частных домов.
Огонек то разгорался, то гас. Я чувствовал направленный на себя чей-то внимательный взгляд.
«Возможно, он там не один» … – Мелькнуло в голове, и неприятный холодок снова, как и давеча, у костра, пополз по телу.
– Решил пройтись? – Раздался вдруг чистый, звучный голос.