Аврелион

Мусатов Анатолий Васильевич

Главный Жрец опустил голову. Он медлил с вопросом, это старший предикт явственно чувствовал. Стоя перед этим старым, усталым человеком, пережившим уже несколько сроков жизни, Берне понимал, что когда-нибудь наступит время и Главный Жрец уйдет к богам Лакки. А как это будет, – естественно окончив свой жизненный путь, либо ему придётся помочь, сопроводив по воле богов Лакки к Вратам Храма Творения, старший предикт не знал.

Но одно было несомненным. Время Главного Жреца уже совсем недалеко. Берне это чувствовал совершенно определенно. И потому, терпеливо ожидая слов Главного Жреца, старший предикт, деликатно молчал.

Главный Жрец, наконец, поднял голову:

– Сегодня я принял решение. Через несколько Молений, я направлюсь к Вратам

Храма Творения, чтобы уйти к богам Лакки. Мне нужны эти несколько Молений, чтобы очистить свое Священное Знание от нескольких скверн. Последнее из них было не случайным. Я понял, что эта скверна стала знамением, знаком моего окончания служения богам Лакки. 

– Прошу смиренно позволить спросить – для чего Ваше Превосходство посвятило меня, ничтожного, в свои планы?

– Хотя ты всего лишь старший предикт и на два чина ниже того статуса, позволяющего занять место Главного Жреца, я хочу, чтобы ты, именно ты и никто другой занял мое место. Об этом я провозглашу через два Моления. А до тех пор ты, Берне, будешь моим помощником в отправлении последнего пути к Вратам Храма Творения. После этого священного изъявления воли богов Лакки никто не сможет воспрепятствовать твоему праву занять место Главного Жреца.

– Благодарю, Вас, Ваше Превосходство. – Берне бросился к ногам Главного Жреца. – Я исполню любое Ваше желание и волю, чтобы оправдать то высокое доверие, которое Вы мне, недостойному, оказали.

– Встань, Берне. – Главный Жрец, пристально вглядываясь в лицо стоящего перед ним еще молодого человека, казалось, пронзал своим мудрым взглядом до дна его души. – Я понимаю твое потрясение. Мое предложение не только поднимает твой статус, но и дает право на многие сроки жизни. Для этого тебе будет необходимо пройти посвящение в Абсолют. Не скрою, это процедура, которой тебя подвергнут, изменит всего тебя, всю твою сущность, которой ты был до Абсолюта… 

Главный Жрец опять замолчал, переводя дух. Берне, неподвижный и безмолвный словно статуя, застыл на месте. Он еще до конца не осознал всей значимости этих минут. Но внутри него что-то подспудное, неведомое до сих пор уже пробуждалось для жизни, ожидающей его через несколько дней. 

Главный Жрец прервал молчание:

– То, что тебе предстоит узнать, будет тяжкой ношей и искушением. Но время поджимает. Оно истекло, оставив мне жалкие крохи для очищения души. И потому, не имея права говорить тебе то, что ты сейчас услышишь, все же в надежде на Моления, скажу лишь немногое. Те Знания, которые ты получишь, пройдя процедуру Абсолюта, будут настолько велики и значимы, что только сильный и мощный разум способен справиться с их ношей. Вот почему я избрал тебя для этой великой и труднейшей миссии. Ты почти уподобишься богам Лакки, но только уподобишься, ибо многое из того, что тебе откроется, побудит тебя к искушению узнать больше, подняться еще на одну ступень к Высшему Разуму. Тебе предстоит каждодневная борьба с искушениями знать все, к чему ты будешь представлен. Даже сейчас я, по истечении многих жизненных сроков не знаю, что, например, есть эти коробочки и панели в Храме Творения, и многое, многое другое, с чем я соприкасался такое долгое время. Но главное искушение, почти непреодолимое, и чем старше становишься, тем оно сильнее, – это жажда продления жизни, реинкарнации. Она будет тебя жечь все нестерпимее, пока ты не устанешь ему противостоять. Мои силы противостоять этому искушению иссякли. Сегодня я понял этот совершенно отчетливо. И тот знак, знамение, может и сам по себе не представляющий крамолы, но для меня будто отверг последнюю возможность спасти свою жизнь в будущей ипостаси Творения…

Главный Жрец вздохнул и тихо произнес:

– Сейчас иди. Я устал. Как только ты мне понадобишься, я призову тебя. Будь наготове. И да пребудет с тобой Свет Творения… 

Берне склонил голову и, отступив несколько шагов, бесшумно скрылся за дверью.

Пэр с усилием отогнал мысли о детстве. Они сейчас его только отвлекали. Эти мысли сделали свое дело. Пэр понял, что ему, как и прежде, подвластно его «Я» и разум его был также чист и ясен. Но что случилось с ним, Пэр пока не мог вспомнить. Разум по-прежнему был переполнен огромным количеством накопленной информации, которая хранилась в памяти. И вся эта гигантская база Знаний, полученная за прошедшие двадцать лет его жизни, пульсируя гудяще-свистящим гулом, неистово рвалась их того тесного пространства, где Пэр сейчас пребывал.

Собрав волю в кулак, Пэр попытался погрузиться в медиативное состояние, чтобы уйти в ментальное пространство. Это было его самой сильной стороной. Такое состояние выручало его в самые критические моменты жизни. Оно было главным свойством его интеллекта в запоминании изучаемого в Репетитории Знания. Пэр не помнил, когда он открыл в себе эту способность, но открыв ее однажды, в очень раннем детстве, он понял, что боги Лакки не зря дали ему этот дар. 

О возможности постигать в свойствах ментальности все, что он только хотел постичь, Пэр никому и никогда не рассказывал. Достаточно было того, что боги Лакки выделили его среди остальных. Пэр понимал это, и инстинкт благоговейной благодарности богам Лакки всегда вовремя предостерегал от излишней откровенности с кем бы то ни было.

Пэр усилием мысли раздвинул некое воображаемое пространство и попытался найти в этом, ставшем гигантским помещении нечто похожее на выход. Он мог быть и дверью, или же просто другой плотности веществом, например, водой или плазмой, но отсюда обязательно должен существовать выход.

Сознание Пэра все больше отстранялось от собственной воображаемой сущности. Он становился как бы двойником самого себя. И этот двойник мог уже свободно, переложив все заботы на другого, уйти в Запределье для осуществления поставленной цели. Отдалившись от своего Первоначала, Пэр по-прежнему ничего не различал в кромешной, пульсирующей сполохами искр, кругов и тяжей самых причудливых оттенков, почти осязаемой черной пустоте. Борясь с непроизвольно накатывающей жутью, он намеренно сосредоточился на прощупывании этого непроницаемого мрака ментальными ударами. Но все их посылы исчезали в бесконечности обложной тьмы, не возвращаясь даже малейшими импульсами. Пэр повторял раз за разом сканирование угольно-черного пространства вокруг себя, планомерно посылая сгустки ментальной энергии по кругу. Но все было напрасно. 

Пэр устало снял остатки ментальной энергии и вышел из Запределья. Что-то было в его положении неправильным, непонятным для его почти энциклопедических Знаний о природе Вещей и Чувств. Биоформа не может просто так, сохранив только Знание и способность мыслить, не быть при этом воплощенной в некую материальную оболочку. Все, что он изучал в Репетитории, вся физическая и математическая сущность Природы, противоречила его нынешнему положению и состоянию. 

Пэр мог еще принять это состояние за какое-то переходное на пути к миру богов Лакки. Но он никак не мог понять, почему его еще волнуют такие вещи, как отсутствие тела и мысли о тщете выбраться из окружавшего его мрака. Когда жрецы на уроках о Свете Творения усердно внушали своим ученикам, что все мирское сразу же станет для них ничтожным и обременительным пустяком. Почему это не так? Это неправильно… Значит, либо он не находиться на пути к Свету Творения, либо жрецы ошибаются в толковании Священного Закона…

Внезапно его невеселые мысли были прерваны какой-то чуждой силой, вжимающей его сознание в пределы, намного меньшие, чем то, в которых оно сейчас находилось. Пэр, поначалу смешавшись, мгновенно вошел в Запределье и увидел, как по всему представляемому протяжению, откуда-то из глубин тьмы накатывает еще более глубокое и непроницаемое Нечто. Оно медленно подступало, неотвратимо сокращая пространство, в котором было зажато сознание Пэра. 

Боль и ужас от сознания близкого исчезновения, охватили Пэра. Он видел неизбежный конец своего «Я» и все в его душе воспротивилось этой чудовищно-непостижимой мысли.