Аврелион

Мусатов Анатолий Васильевич

Лайнмайор опять на несколько мгновений задумался и практически сразу же ответил:

– Шеф-генерал приказал все находящиеся на орбите транспортные средства также подвергнуть принудительной посадке. Так что, командор, я, исполняя приказ моего командования, вынужден изолировать вас до посадки на Берион-2. Ребята, сопроводите командора в его каюту и побудьте с ним. Можете ему рассказать пару анекдотов, только посмешнее, не то яростное выражение лица может не понравиться шеф-генералу. 

Лайнмайор отвернулся от Мэрриота и скрылся за дверью. Он не все сказал командору. Шеф-генерал распорядился, в качестве преамбулы изолировать командора на время посадки контейнеровоза, а затем трансфер и космоботы с грузом отправить назад. Мэрриот до той поры

пусть побудет в обществе малообщительных десантников из группы сопровождения.

Лайнмайор выполнил все в точности. На прощание он, придав лицу дружеское, улыбчивое выражение, благо его конвертеры позволяли трансформировать мимику его скарановой кожи в различных сочетаниях, хлопнул Мэрриота по плечу:

– Не огорчайся, дружище! Это еще не самый худший вариант. Ты, наверное, помнишь такого командора Ван Дирка. Он был у нас с месяц назад. Ему сделали точно такое же предложение, но он уперся и ни в какую. Пришлось сажать его трансфер на территории Бериона-2. Но только ему не повезло. Во время спуска случился сбой в системе защиты и в брешь прошел энергетический импульс. Теперь командор Ван Дирк лежит где-то в марсианской пустыне в груде скарановых каркасов, который был его трансфером. Вот поэтому шеф-генерал и принял в данном случае упреждающие меры. Так что тебе, дружище, повезло. Реальных благ тебе, командор. Прощай.

Через два часа командор Мэрриот, закончив процедуру разгрузки и размещения модулей с элементами вышедших их строя десантников, наблюдал через большую смотровую панель командирской рубки, как огромная, неповоротливая туша контейнеровоза, отбрасывая фиолетовые сполохи маневровых двигателей на скарановые бока идущих рядом космоботов, выходят на стартовую позицию. Он видел где-то далеко внизу длинные сверкающие тяжи энергетических залпов. Там был Берион-2, где в аду беспощадной схватки за ресурсы скарановых руд сошлись интересы одних их самых могучих Консорциумов планеты Земля.

Мягкий рассеянный свет казалось, сочился от стен. Правитель Магденборг любил этот обволакивающий легкой пеленой зрительные сенсоры уровень освещения. Его световые сенсоры уже были не те, что когда-то, в незапамятные дни юности, могли без последствий смотреть на поток сверкающих нестерпимым блеском энергетических залпов. Но, несмотря на то, что давно мог бы поменять весь визуальный блок светового диапазона, милинер Магденборг не хотел этого. Он почему-то ощущал какое-то недавно появившееся чувство то ли привязанности к такому состоянию, то ли само это чувство стало для него теперь естественным ощущением бытия. И его Магденборг постепенно стал ассоциировать с чувством уравновешенности. В этом состоянии милинеру было всегда комфортно. Кажется, раньше это чувство называлось «ностальгией». 

Сейчас он сидел за древним столом девятнадцатого века, когда-то именовавшимся «бюро». Милинеру очень нравились множество ящичков, встроенных в него. Искусно украшенное резным орнаментом, бюро не вызывало отторжения в блоках рациоцентра. Магденборг не был специалистом по древностям, но изящество, с какими были вырезаны фигуры и узоры, непонятно почему пробуждали в его сенсорах ощущение приятного образа. Если бы он мог соотнести какую-то область своей информации, с наблюдаемым предметом, он непременно бы это сделал. Но всякая информация требовала своего пространства в соответствующих участках мозга. 

Милинер ощутил всплеск нестабильности состояния. Ему никак не удавалось определить, что значат эти фигуры и узоры, так будоражащие его стабильный уровень повседневного бытия. Как ни старался он добыть такую информацию в своей, поистине энциклопедической базе данных. Магденборг припомнил из Свода медицинских Кодексов, раздел Генерации памяти, главы пятая – восьмая, тезис о том, что лишнее знание следует стирать. 

Возникшее чувство сожаления заставило Магденборга очнуться. Что-то он стал в последнее время часто терять стабильность. Конечно, его размышления о предмете, за которым он сидел, желание узнать нечто большее, чем утилитарное, рациональное знание, не было само по себе признаком возрастающей нестабильности его систем. Он понимал истоки появления таких мыслей. Видимо, создатели Свода медицинских Кодексов слишком поторопились с категоричностью определений. Надо было заложить в пространстве реплицированной памяти, освобожденной в мозге от рудиментов эволюции их человеческих предков, небольшой раздел для непредвиденных индивидуальных информационных нужд сверхгуманов.

Предстоящая реинкарнация в донорский мозг требовала от него глубокой и подробнейшей ревизии теперешнего состояния личности. Предстоящее сканирование его пока не волновало. Магденборг почему-то думал о бюро, за которым сидел с чувством, которое он не мог описать словами. Он заметил, что за последние два десятка лет, уже после того, как новая реинкарнация была полностью изучена его внедренной личностью, Магденборг начал замечать, что в нем появляются некие флуктуации ощущений, которые не были связаны с сенсорами тела. Их происхождение было непонятно. По опыту предыдущих эувенизаций он знал, что всякое обновление сопряжено с потерями нажитых личностных наслоений. И прежде всего тех, которые связаны с предыдущей генетической памятью донора. Как бы ни обрабатывалась вся структура ткани мозга, эти ощущения все равно проявлялись самым неожиданным образом. Иногда даже изменяя ход некоторых решений или событий, которые должен был принять тот или иной милинер. Так было много лет ранее, на первоначальных этапах эволюции сверхгуманов. Со временем эти флуктуации были опознаны и разработаны меры их удаления из соответствующих областей мозга. Вот в этой области личностной информационной базы и таились его неопознанные ощущения.

Но сейчас милинер Магденборг, пребывая во вполне определенном состоянии стабильности думал, что эти флуктуации ему весьма приятны. Он не хотел их терять. С ними Магденборгу расставаться почему-то особенно не хотелось. Это состояние, похожее не то на тревогу, не то на беспокойство, или, может, на что-то совершенно другое, он никак не мог соотнести странное ощущение грядущей потери с вербальным отображением этого состояния…

Мелодичным сигнальным тоном отозвался в подсознании предупредительный сигнал о посетителе. Магденборг поднял голову. В дверь уже входил один из членов Совета Правителей, начальник Службы безопасности Западноевропейского Консорциума, милинер Дитерсон.

– Приветствую тебя, милинер Магденборг, – вскинул ладонь вошедший. Его стандартное лицо сверхгумана среднего статуса отобразило легкую улыбку. 

– Реальных благ тебе, милинер.

Магденборг знал, что Дитерсон не просто так появился в его кабинете. Его визит означал одно; либо предстоит длинная, перегруженная утомительными формальностями процедура согласования количества донорского материала, требуемого от каждой секвенции, либо перегруженная специфическими подробностями информация о принятых мерах по обширному кругу проблем его службы. Магденборг немного ошибся. Дитерсон начал несколько пространно, что было совсем несвойственной его прямолинейной, даже по меркам сверхгуманов, натуре:

– Вы, наверное, в курсе событий, происшедших в Аврелионе сутки назад? – Так как Магденборг хранил молчание, Дитерсон после небольшой паузы продолжил. – Мне кажется, что этот сбой в упреждающей программе защиты уже не просто случайность. Я говорил на прошлом совещании Совета Секвенций, что замеченная мной тенденция по увеличению случаев тяжелых травм в стычках мегалонов как между собой, так и с интеллактами, является признаком адаптации какой-то части мегалонов к программе. Но что может быть еще хуже, так это сознательное проникновение в систему распознавания кодовых алгоритмов системы защиты. На совещании, как ты помнишь, меня поддержали только Правители Южной, Юго-западной и Западной Секвенций. У них наблюдались те же самые деструктивные проявления системы защиты. Мне хотелось бы знать в приватном разговоре, что ты думаешь по этому поводу?