Автопортрет художника (сборник)
Шрифт:
– МЫ сделали по рейтингу конкурентов! – радостно визжала она, врываясь в операторскую, где я стал проводить больше времени, потому что мне доверили кое-что на монтаже.
– МЫ сделали то, – говорила она.
– МЫ сделали это, – говорила она.
– МЫ команда! – говорила она.
– МЫ добились увеличения прибыли на двадцать семь процентов! – говорила она.
– Посмотрите, как у нее горят глазки! – говорил кто-то из педерастов-акционеров.
– Вот как надо переживать за судьбу ОБЩЕГО
Хотя ОБЩИМИ у нас с этими говнюками были только проблемы. Прибыли и акции были НЕ общими, конечно же. Ну, работяги только посмеивались. Ну, и я с ними. Дома я просил ее умерить пыл, но она говорила, что это у меня все от замкнутости. Ну, я затыкался, и ждал, когда она выйдет из душа, чтобы потрахать ее немножко. Получить свое за день унижений и тяжелой монотонной работы.
– Что, ОПЯТЬ? – спрашивала она.
– Только не глубоко, – просила она.
– Нежнее, милый, ты же МУЖЧИНА, – говорила она.
– Ты просто ОБЯЗАН меня беречь, – говорила она.
Так, как будто мужчина это кастрированный кот, который должен массировать пизде клитор, чесать спинку, приносить кефир и повидло из магазина, платить по счетам, и скрываться в своей гребанной корзине всякий раз, когда осточертеет хозяйке. Кстати, о счетах. Оксану – за миловидную внешность – перевели в дикторы телевидения. И она стала зарабатывать чуть больше меня, хотя все равно мало. Но дело было не только в деньгах. Она с ума сошла от важности. Теперь слово ТВОРЧЕСКИЕ во всех его склонениях и падежах не слетало с ее пухлых губ, которыми, кстати, отсасывала она мне не очень охотно, так как я был «чересчур большой». Творчество, мы творческие, творческая, о творчестве, творить, наша творческая… – только и делала что трындела она.
Господи, а ведь она была всего лишь диктор. Долбанный диктор. Говорящая голова. Человек, которому приносят сообщения агентств, и который исправляет в них пару запятых – а может и не править, – и зачитывает их перед камерой.
Но она диссонанса не чувствовала.
– Мы, наркоманы и творцы эфира, – сказала она пафосно как-то на вечеринке, куда попал чудом и я.
Мне стало так стыдно, что я чуть было не дал ей по роже уже тогда.
Но сдержался. Тем более, что она зарабатывала теперь на пять-десять долларов больше, чем я. Для истерички ее типа это был отличный повод порефлексировать. Она тайком от меня звонила в службу психологической помощи узнать, как обращаться с мужчиной, «который унижен своим заработком». Блядь, подслушав, я едва с ума не сошел. Что себе выдумывает эта коза, думал я, И думал, какого черта мы не развелись за пять лет, хотя очевидно было, что она думала, что залетела и как смерти боялась рожать, не будучи в Статусе, а когда угроза отступила, я был ей явно не нужен. Зачем, думал я.
Потом понял. Ей все равно было приятно быть Замужем. Раз уж так получилось, выжмем максимум пользы из ситуации, говорил весь ее облик. Пока муж-недотепа не слишком бросается в глаза, носит чистые рубашки и не пьет, пускай существует, заявляла она всем своим поведением. Да, я был далеко не идеал – я не был ТВОРЧЕСКИМ. И кучи денег у меня не было, и честолюбие этой женщины ничем не подогревал. Зато я давал ей Статус. Сучки, которых перетрахало слишком много народу, чувствуют такое жопой, и вцепляются в мужика, который им позволит это, так же прочно, как коршун в цыпленка. Вот она и вцепилась. Дальнейшее было делом техники. Спрятать меня подальше, иметь вид Семейной Дамы, и проводить время по-прежнему.
– Мой муженек, – говорила она ласково.
– Пусть не блещет талантами, зато свой, – говорила она.
Ах ты коза. Ладно. Я часто приглядывался к ней. Оксана выглядела счастливой. У нее было кольцо и она могла звиздеть про Семейные Ценности. Верила она в них так же истово, как в Свободную Любовь парой лет раньше, и проповедовала она их так же истово.
И, разумеется, так же легко их предавала.
ххх
Сомнений в том, что она мне изменяет, у меня не было с самой свадьбы. Не то, чтобы она была слаба на передок, с этим-то все было как раз наоборот. Несмотря на большое количество партнеров, она толком не была раздолбанна. Еще бы. Секс ведь никогда не был для нее просто способом получить удовольствие. Она зализывала его шершавым языком раны своего честолюбия. Звезда этакая. Поэтому она вечно недовольно сопела – не только подо мной, я разузнал, – пока ее трахали, и все стремилась поскорее закончить. Чтобы потрындеть уже про Наркоманов Эфира (с любовниками) , ну, или про Уютное Семейное Гнездышко (со мной) . Как-то раз, правда, она сменила пластинку.
– Ты такой ленивый, – сказала она.
– Мне куда больше нравилось бы, если бы стал что-то Делать, – сказала она.
– О чем ты, – спросил я, и перевернул ее на спину одним движением кисти, она всегда была легкой для меня.
– Ну, ты мог бы что-нибудь писать, – сказала она, стоически снося мои заигрывания с ее сиськами, видимо, я лапал их недостаточно Творчески и Одухотворенно.
– Или, например, рисовать картины, – сказала она.
– Я набираю тексты и монтирую репортажи, – сказал я.
– Это все так… серенько, – сказала она.
– Вот есть у меня знакомый, Лоринков, – сказала она.
– Гроза старшего курса! – сказала она. – Все мы, все Творческие Девочнки, были в него влюблены!
– Так он и газетчик блестящий, и сюжеты делает, и даже, говорят, книжки талантливые пишет, – перечислила она.
– Он явно Творческий! – сказала она, нервно моргая.