Айсберг
Шрифт:
— Добрый вечер, мисс Файри… мистер Рондхейм. Спасибо за любезное приглашение. Поэзия — мое любимое занятие. Я бы не пропустил ваш вечер за все кружева Китая.
Кирсти смотрела на Питта, полураскрыв рот. Потом хрипло сказала:
— Мы с Оскаром рады, что вы пришли.
— Да, рад снова видеть вас, майор…
Слова застряли в горле Рондхейма, словно он никак не мог вспомнить имя гостя; он схватил руку Питта и пожал ее.
Кирсти, чувствуя, что складывается неловкая ситуация, спросила:
— Вы сегодня не в мундире,
Питт небрежно помахал лорнетом на цепочке.
— Боже, конечно нет. Мундиры такие скучные, вам не кажется? Я подумал, будет забавно, если я приду в таком костюме, что никто меня не узнает.
Он громко рассмеялся собственной сомнительной шутке, и все в пределах слышимости повернули к нему головы.
К радости Питта, Рондхейм заметно напрягся, чтобы вежливо улыбнуться в ответ.
— Мы надеялись, что придут также адмирал Сандекер и мисс Ройял.
— Мисс Ройял вскоре будет, — сказал Питт, разглядывая комнату в лорнет. — Но боюсь, адмирал не слишком хорошо себя чувствует. Он решил лечь пораньше. Бедняга, нельзя винить его после того, что произошло сегодня днем.
— Надеюсь, ничего серьезного.
Голос Рондхейма выдавал полное равнодушие к самочувствию Сандекера, но одновременно крайнюю заинтересованность причиной его нездоровья.
— К счастью, нет. Адмирал отделался всего несколькими ушибами и порезами.
— Несчастный случай? — спросила Кирсти.
— Это было ужасно, просто ужасно, — драматически ответствовал Питт. — Вы были так добры, что предоставили нам яхту, и мы поплыли на юг острова. Я рисовал берег, а адмирал рыбачил. А в час дня поднялся густой туман. Мы собрались возвращаться в Рейкьявик, и тут где-то в тумане произошел ужасный взрыв. Взрывная волна выбила окна в рубке, и адмиралу поцарапало голову в нескольких местах.
— Взрыв? — Голос Рондхейма прозвучал хрипло. — Вы знаете, что там взорвалось?
— Боюсь, нет, — ответил Питт. — Ничего не было видно. Мы, конечно, пробовали поискать, но видимость двадцать футов… мы ничего не нашли.
Лицо Рондхейма оставалось бесстрастным.
— Странно. Вы уверены, что ничего не видели, майор?
— Абсолютно, — ответил Питт. — Вы, очевидно, думаете так же, как адмирал Сандекер. Корабль мог наткнуться на мину времен Второй мировой войны, или пожар дошел до топливных баков. Мы известили местный береговой патруль. Но им остается только ждать, пока не сообщат о пропавшем корабле. Мы так переживали… — Питт замолк, видя, что подходит Тиди. — А, Тиди, вот и вы.
Рондхейм повернулся, он снова улыбался.
— Мисс Ройял. — Он поцеловал ей руку. — Майор Питт рассказывал об ужасном сегодняшнем происшествии.
Подонок, подумал Питт. Ему не терпится расспросить ее. В длинном синем платье, с распущенными рыжеватыми волосами, падающими на спину, Тиди казалась изящной и оживленной. Питт обнял ее за талию, так что его руки не было видно, и ущипнул за мягкую ягодицу. И улыбнулся,
— Боюсь, я все пропустила. — Тиди убрала руку за спину, незаметно сжала мизинец Питта, вывернула и столь же незаметно сняла его руку со своей талии. — Взрыв застал меня на камбузе. — Она коснулась маленькой припухлости на лбу — лилового синяка, почти полностью закрашенного. — Следующие полтора часа я была не в себе. А бедный Дирк дрожал до самого Рейкьявика, и его постоянно рвало.
Питт готов был расцеловать ее. Тиди мигом разобралась в ситуации и повела себя как настоящий боец.
— Думаю, нам пора пообщаться, — сказал Питт, взял Тиди за руку и отвел к столу с пуншем.
Он передал ей чашку пунша, и они положили себе закуски. Переходя вместе с Тиди от одной группы к другой, Питту приходилось подавлять зевоту. Он часто бывал на приемах и всегда легко вливался в толпу гостей, но в этот раз ему никак не удавалось закрепиться. В этом собрании была какая-то странная атмосфера. Он не мог понять что, но что-то определенно было не так. Присутствовали все обычные разновидности: скучающие завсегдатаи, пьяные снобы, рубаха-парни. Все говорившие по-английски были предельно вежливы. Никаких антиамериканских чувств — а ведь это обычное дело в разговорах представителей разных государств.
Внешне казалось, что это самая обычная встреча. Неожиданно Питт догадался. Наклонившись, он прошептал Тиди на ухо:
— Вы не чувствуете, что мы персоны нон грата?
Тиди с любопытством взглянула на него.
— Нет, все кажутся достаточно дружелюбными.
— Да, они общительны и вежливы, но по принуждению.
— Вы уверены?
— Я умею узнавать теплую, искреннюю улыбку, когда ее вижу. Пока я не видел ни одной. Мы словно в клетке. Зверей можно кормить, с ними можно разговаривать, но их нельзя трогать.
— Это глупо. Нельзя их винить, если они чувствуют себя неловко, общаясь с человеком, одетым как вы.
— В том-то и дело. Чудак всегда оказывается в центре внимания. Будь я абсолютно уверен, решил бы, что мы на поминках.
Тиди с хитрой улыбкой посмотрела на Питта.
— Вы нервничаете, потому что чувствуете себя не в своей тарелке.
Он улыбнулся ей в ответ.
— Может, объясните?
— Видите тех двоих? — Она кивком показала направо. — У пианино.
Питт незаметно взглянул туда, куда показывала Тиди. Маленький, полный, лысый, энергичный человек оживленно жестикулировал, что-то говоря в густую седую бороду, начинавшуюся в десяти дюймах от его носа. Борода принадлежала другому человеку, худому, степенному, с серебряными волосами, падавшими намного ниже воротника и придававшими ему вид гарвардского профессора. Питт снова повернулся к Тиди и пожал плечами.
— Ну и что?
— Вы их не узнаете?
— А должен?
— Видно, что вы не читаете светские обзоры в «Нью-Йорк таймс».