Чтение онлайн

на главную

Жанры

Азбука литературного творчества, или От пробы пера до мастера Слова
Шрифт:

Итак, С.Логинов дал довольно резкую негативную оценку той части творчества Л.Толстого, что посвящена детям. Он подверг подробному, чисто редакторскому разбору сказку классика "Черепаха", показав неопрятность речи, которой она была изложена. А также обратил внимание на грубые этические нарушения, на которые неосознанно пошёл Толстой при написании детских историй "Девочка и грибы" и "Косточка".

На мой взгляд, подход Логинова к рассмотрению затронутых им вопросов безупречен. Правда, автора в конце концов занесло, и от анализа "детского" творчества Толстого он перешёл к обобщениям, поставил под сомнение ценность всего литературного наследия классика. Назвал Толстого умненькой, поучающей бездарностью…

Это слишком. Толстого нельзя назвать бездарностью, к его имени не применимы

эпитеты с уменьшительно-ласкательными суффиксами "еньк", "оньк": он — и это общепризнанное мнение — "глыба", "матёрый человечище". С другой стороны, приведённые Логиновым в качестве аргументации своего мнения литературно-неуклюжие цитаты из "Крейцеровой сонаты", "Поликушки", "Войны и мира" звучат очень убедительно…

Мне кажется, критик в "О графах и графоманах" допустил одну-единственную ошибку — он выступил слишком эмоционально: "Люди! Король-то голый!" Не надо бы кричать, уважительно высказанное недоумение слушалось бы лучше. Тогда оно не вызвало бы жёсткой нелицеприятной отповеди "Как же графу не быть графоманом?" М.Дунаева. И на страницах "ЛР" не появилась бы работа, которая защищает безграмотность литературной речи.

Действительно, первоначальный посыл, который толкнул Дунаева к написанию вышеупомянутой работы, — необходимость защиты имени, а не истины. "Вообще, нападки на наших классиков начались ещё в позапрошлом веке… Особенно сладостно самоутверждаться за счёт гения… Толстой сам имеет право выбирать, на кого производить впечатление, на кого — нет…" — пишет он. Вот так! Автор возмущён прежде всего тем, что Логинов продолжил традицию нападок на устоявшиеся авторитеты! Нечего сказать, достойная позиция — защищать тех, о ком высказано немеренное количество лестных мнений! При этом автор не замечает, что противоречит сам себе. Если Толстой "имеет право выбирать", то разве он нуждается в защите от нападок тех, кто хочет "самоутвердиться за счёт гения"? Может быть, в этом случае было бы уместнее высокомерное молчание? И тем не менее, Дунаев горячо выступает в защиту Толстого. А почему бы и нет! Авторская позиция не только достойна, она чертовски выгодна! Можно доказывать что угодно: что чёрное, например, это белое, лишь бы это "чёрное" принадлежало перу классика!

Классиком мы называем человека, которого можно хвалить не читая.

Гилберт Честертон

И здесь мы подошли к вопросу об отношении к классическому литературному наследию.

Прежде чем соотносить весомость аргументов Логинова и Дунаева, хотелось бы спросить: почему критика литературного классика воспринимается как нонсенс?

Что мы имеем? Толстого в статье "О графах и графоманах" критикует современный писатель. Пишущий для читательской аудитории современного мира. А это, позвольте напомнить, совсем другой мир, нежели тот, в котором жил гений русской литературы. За сто лет изменились языковые предпочтения читателя, психология читательского интереса. Человек XXI века живёт в информационно-насыщенном пространстве, его жизнь динамична, предъявляет повышенные требования к точности восприятия информации, с одной стороны, а с другой — к её однозначности. Ясность, простота, доступность, подвижная эмоциональность, смысловая гибкость — вот знаковые отличительные особенности прозы, появления которой ожидает сегодня читатель. Он, по сравнению с читателем XIX века, не стал ни глупее, ни примитивнее, ни циничнее. Он не сделался эмоционально тупым, эстетически невосприимчивым и безнравственным. Он просто стал требовательней к информационной насыщенности материала. И, конечно, он полюбил более строгий и точный язык, нежели тот, который использовали литераторы сто лет назад. Естественно, он полюбил "драйв": динамичную, "сюжетную" прозу. Его интерес к романам-эссе и романам-раздумьям невысок. Ему ближе стала живая игра ума. Тяжеловесные размышления и этические банальности теперь мало кого привлекают.

Современному человеку приходится читать так много, что у него нет времени на болтливых классиков.

Мартти Ларни

Наверно, не надо приводить примеры того, что ни ясность, ни простота, ни динамичность, ни ментальная гибкость, ни остросюжетность, ни смысловая прозрачность, ни оригинальность — ни одно из востребуемых сегодня качеств литературного письма не присуще прозе Толстого? И не потому, что он бездарь. Просто век назад он работал в системе совершенно других литературных приоритетов.

Логинов смотрит на творчество Толстого именно с этой позиции. Вряд ли он ставит под сомнение гениальность великого писателя. Он говорит только о том, какие вещи в творчестве светила русской словесности не удовлетворяют критериям современного читателя, стараясь — и мне кажется, вполне удачно, — это обосновать.

Что же тут плохого? Зачем нужно защищать то, что, по мнению современного литератора, не звучит в н а с т о я щ и й момент? Неужели плохо лишь то, что осуждению подвергается классик? Но кто сказал, что слова "классика" и "безупречность" — синонимы?

Классика — то, что каждый считает нужным прочесть и никто не читает.

Марк Твен

Граф Толстой, воспитанник гувернёра-немца, с раннего детства говорящий в своём доме и на светских раутах исключительно на французском языке, не знал, что такое правильная русская литературная речь. Логинов сказал об этом. Граф Толстой, человек, мыслящий тяжело, но много, выдавал в своих произведениях бесконечные перепады об одном и том же, а также использовал канцеляризмы, штампы и с удовольствием обсасывал помногу раз какую-нибудь свою литературную находку типа слова "гвоздить". Логинов отметил это, разве он не прав? Граф Толстой, по натуре своей ментор-дидактик милостью Божьей, ординарный и прямолинейный, создавал для детей сказки, пугающие и языковой формой, и этическими упущениями, и просто сюжетной неуклюжестью. Логинов указал и на это. В чём криминал критического выступления современного писателя?

Сто лет назад всё, что творил Толстой, было оправдано по разным причинам. Сегодня такое неприемлемо.

Разве об этом не нужно говорить только потому, что Толстой — "гений русской литературы"?

Но перейдём к тому, как Михаил Дунаев защищает Льва Толстого.

Автор статьи "Как же графу не быть графоманом?" выбирает чрезвычайно неудачную линию защиты. Он, как я уже упомянул, доказывает, что чёрное на самом деле есть белое. "Рассказ "Черепаха" как раз неплох, дурны критерии критики", — пишет он. Надо же! Те критерии, по которым Логинов оценивает язык Толстого, неверны! Неверно то, что текст должен быть свободен от паразитных рифм, тавтологии, плеоназмов, мусорных слов! Вот уж чего я не ожидал, так это защиты "Черепахи" с такой позиции! Знаете, если мы все начнём писать так, как Толстым написана "Черепаха", то это будет конец русской литературы! Логинов абсолютно прав в каждом своём слове. Ни один редактор ни в одном самом непритязательном издательстве сегодня не допустил бы сказку "Черепаха" в печать!

Известный писатель — тот, у кого берут и слабые вещи; знаменитый — тот, кого за них хвалят.

Габриэль Лауб

"Кто сказал, что повторы слов недопустимы?" — спрашивает Дунаев. Да допустимы, все это понимают. Но те повторы, которые обосновываются специальным стилистическим заданием, а не те, что делает Толстой! "Он стал торопиться, лапами подле неё рыть яму. И когда вырыл яму, то лапами завалил в яму черепаху и закопал землёю". Как вам, а? В двух предложениях три раза слова "яма", два раза — "рыть" и два раза — "лапами". И никакой спецзадачи, обычное повествование… Не понимаю, о чём мы говорим, о чём спор. Почему г-н Дунаев так рьяно защищает именно "Черепаху"!

"На основании этих критериев я берусь сбросить с пьедестала любого классика", — говорит Дунаев. И приводит пример — строку Пушкина "На берегу пустынных волн…" Да, действительно, у волн берегов не бывает, и не могут волны быть "пустынными". И, действительно, здесь мы имеем понятный, выразительный образ, литературная форма которого тем не менее нарушает литературные каноны… Но ведь это стихи, г-н литератор, а стихосложение и есть то самое специальное стилистическое задание, которое оправдывает многое! Многое из того, что неприемлемо в прозе!

Поделиться:
Популярные книги

Чиновникъ Особых поручений

Кулаков Алексей Иванович
6. Александр Агренев
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Чиновникъ Особых поручений

Кодекс Охотника. Книга XVII

Винокуров Юрий
17. Кодекс Охотника
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Охотника. Книга XVII

Ох уж этот Мин Джин Хо 1

Кронос Александр
1. Мин Джин Хо
Фантастика:
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Ох уж этот Мин Джин Хо 1

Без шансов

Семенов Павел
2. Пробуждение Системы
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
постапокалипсис
5.00
рейтинг книги
Без шансов

Сонный лекарь 7

Голд Джон
7. Сонный лекарь
Фантастика:
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Сонный лекарь 7

Барон нарушает правила

Ренгач Евгений
3. Закон сильного
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Барон нарушает правила

Смертник из рода Валевских. Книга 3

Маханенко Василий Михайлович
3. Смертник из рода Валевских
Фантастика:
фэнтези
рпг
аниме
5.75
рейтинг книги
Смертник из рода Валевских. Книга 3

Идеальный мир для Социопата

Сапфир Олег
1. Социопат
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
постапокалипсис
6.17
рейтинг книги
Идеальный мир для Социопата

Приручитель женщин-монстров. Том 2

Дорничев Дмитрий
2. Покемоны? Какие покемоны?
Фантастика:
юмористическое фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Приручитель женщин-монстров. Том 2

Сумеречный Стрелок 5

Карелин Сергей Витальевич
5. Сумеречный стрелок
Фантастика:
городское фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Сумеречный Стрелок 5

Бестужев. Служба Государевой Безопасности. Книга третья

Измайлов Сергей
3. Граф Бестужев
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Бестужев. Служба Государевой Безопасности. Книга третья

Запретный Мир

Каменистый Артем
1. Запретный Мир
Фантастика:
фэнтези
героическая фантастика
8.94
рейтинг книги
Запретный Мир

Возвышение Меркурия. Книга 7

Кронос Александр
7. Меркурий
Фантастика:
героическая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Возвышение Меркурия. Книга 7

Доктора вызывали? или Трудовые будни попаданки

Марей Соня
Фантастика:
юмористическая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Доктора вызывали? или Трудовые будни попаданки