Азеф
Шрифт:
С Карповичем связан один почти водевильный эпизод того времени.
Однажды Петра (известного в лицо полиции на местах) случайно арестовали. Возмущенный нарушением данного слова, Азеф потребовал отпустить его («Если человек, с которым я ежедневно общаюсь, теперь взят, в то время как я гуляю на свободе, — то всякий должен заключить, что я предал Карповича в руки полиции»). Конечно, сделать это можно было только одним способом: устроить арестованному побег.
Карповичу объявили, что он арестован за проживание по фальшивому паспорту, и направили его к месту рождения в сопровождении одного одетого полицейским надзирателем
«Надзиратель» то и дело покидал извозчичью пролетку — то покупал папиросы, то пил пиво — и, вернувшись, с раздражением обнаруживал, что арестованный на месте. Наконец он предложил Карповичу зайти в трактир поесть. В трактире «надзиратель» удалился в уборную и не выходил оттуда чуть не полчаса — пока, наконец, Карпович не сообразил (или не осмелился) выйти на улицу и отправиться куда глаза глядят. «Непонятно, как такой человек мог бежать с сибирской каторги», — говорил Доброскок, отчитываясь о проведенном мероприятии своему шефу Герасимову. Непонятно и то, как Карпович не узнал самого Доброскока, человека довольно известного.
В конце 1907 года Азеф рассматривает и докладывает ЦК разные варианты покушения на царя. По мере необходимости он делится этими планами и с Герасимовым.
Кроме тривиальных уличных наблюдений за царскими выездами речь шла, например, о плане проникновения в Царское Село в составе одной из провинциальных монархических депутаций — тех «истинно русских людей», на которых Герасимов жалел полноценного тюремного обеда.
Обсуждался проект, согласно которому удар царю нанесет священник (был один готовый на дело юноша, который только что окончил семинарию и мог по протекции родных получить место близ Царского Села).
Интересной комбинацией была «царская охота». Речь шла о том, чтобы на обычном охотничьем пути царя, в деревне Большой Кинель, оборудовать чайную — чайную Союза русского народа, с верноподданным стариком-хозяином (его роль должен был сыграть старый народоволец М. М. Чернавский) и его женой-старухой (на эту роль намечалась Лебедева-Шебалина), зазывающими дорогих гостей. Уже был снят дом, но в последнюю минуту Лебедева отказалась: кто-то посоветовал ей «не доверять Ивану Николаевичу». План заморозили, но не отказались от него. Азеф списывался с сосланной в Иркутск Якимовой, предлагая роль хозяйки чайной теперь уже ей.
Мастерская Бухало тоже продолжала работу. Выдвигался и еще один проект, связанный с научно-технической революцией. Речь шла о маленькой подводной лодке, которая могла бы атаковать царскую яхту в финских шхерах. Этот проект всерьез рассматривался эсерами — уже после Азефа. Весной 1909 года по заданию Савинкова был выполнен чертеж субмарины неизвестным инженером, но к строительству ее так и не приступили.
Азеф лично собирал сведения о царском дворе. Аргунову он рассказывал, что «есть возможность проникнуть в придворную певческую капеллу», что он познакомился с артисткой одного из кафешантанов, у которой есть связи в придворных кругах.
С артисткой Азеф в самом деле познакомился 26 декабря 1907 года. Он всю оставшуюся жизнь помнил эту дату. Иван Николаевич не догадывался, что Хедвига Клёпфер, заурядная кафешантанная певица, с которой он связался, вероятно, главным образом потому, что она была любовницей великого князя Кирилла Владимировича (и ездила в его поезде в действующую армию в Маньчжурию), займет в его жизни такое важное место. Кроме того, Азеф, как мы знаем, любил совмещать приятное и полезное и не упускал случая за партийный счет сорвать, так сказать, все цветы удовольствия.
Роман с великим князем принес Хедвиге немалые средства, но она неудачно вложила их в Сибири в золотопромышленные предприятия. В 1907–1908 годах она пела в театре «Аквариум» в Петербурге. Николаевский видел в бумагах Азефа ее печатную фотокарточку — «La Bella Heddy de Него».
В общем, Иван Николаевич, видимо, всерьез влюбился. Так же, как когда-то в Любу Менкину. Да, в нем было и это — способность к настоящей страсти. Но какими же разными были две главные женщины его жизни!
Азеф влюбился настолько, что — в разгар самой отчаянной в своей жизни двойной игры, игры, которой, он это понимал, суждено было стать последней — утратил осторожность и стал появляться с Хедди где попало в Петербурге: в театрах, ресторанах. Возможно, эпизод с колье, о котором мы упоминали, относится к этому же времени. Для партии, впрочем, было объяснение: Иван Николаевич собирает сведения о царском дворе. А до Любови Григорьевны, остававшейся во Франции (Азеф вернулся в 1907 году в Россию один), так ничего и не дошло!
Хедди считала своего нового друга коммерсантом. Средства у него в самом деле водились — ПСР (и в частности БО) получила крупную сумму (на долю боевиков пришлось 100 тысяч рублей) от «экса» в Чарджоу. По просьбе Герасимова Столыпин не дал делу хода: «ведь деньги все равно остаются у нас в руках».
Зимой Азеф, который только что помог Герасимову ликвидировать отряд Кальвино, уезжал на месяц во Францию и Германию — вместе с Хедди. Она в Россию уже не вернулась. Новый друг посоветовал ей «ликвидировать» петербургскую квартиру и уехать к матери в Германию. Пообещал, что вскоре к ней присоединится. Теперь все так или иначе близкие Азефу люди находились вне России.
Весной он сообщил Герасимову о действительно серьезном плане покушения на царя. План этот был приурочен к исторической встрече «Никки» с еще одним своим дядюшкой, «дядей Европы», как с ласковой иронией его называли, — британским королем Эдуардом VII 27 мая 1908 года. А исторической эта встреча была потому, что в ходе переговоров (с участием Столыпина, министра иностранных дел Извольского и других) закладывались основы Антанты. То есть основы той системы европейской безопасности, которая в 1914 году сдетонировала, вызвав невиданный в мировой истории взрыв.
Встреча именно потому и произошла в Ревеле, что договариваться с монархом-союзником в Петербурге Николай не хотел — из-за террористов.
«— Он привык у себя в Англии свободно повсюду ходить, а потому и у нас захочет вести себя также. Я его знаю, он будет посещать театры и балет, гулять по улицам, наверно, захочет заглянуть и на заводы, и на верфи. Ходить с ним вместе я не могу, а если он будет без меня — вы понимаете, какие это вызовет разговоры. Поэтому будет лучше, если он сюда не приедет — так мотивировал Государь свое решение» [249] .
249
Герасимов. С. 124.