Ба
Шрифт:
"А вот! Область Брока активная постоянно!"
– Область кого?
"Область Брока, дура! Отвечает за устную речь".
– Я ведь разговаривала с доктором во время томографии...
"Вы перебросились парой слов! А остальное время... Остальное время ты говорила со мной... И как я раньше не догадалась? Текила творит чудеса! Вива ля Мексика!" - пьяно захихикала Алёна.
– Так в чём дело-то, Ба?
"Короче, напрягись и постарайся понять, Илона. Вот ты два года пялилась на результаты МРТ, и я пыталась заставить тебя понять, что ты видишь. Ты не поняла, ладно,
– Ну, у меня только один мозг...
"Какое невежество, с ума сойти! Отсутствие малейшего желания понять! Да как же мне повезло очутиться именно в твоём сознании, а? Почему не в Джанет, почему не в чёртовом Пете на худой конец?"
– Что ты имеешь в виду? Как бы ты могла оказаться в другом человеке?
"Да откуда же я знаю! Ты! Ты изучала нейробиологию! Это ты мне должна сказать, в каком месте мозг перестаёт быть мозгом и становится сознанием, твоим личным чувством собственного "Я"? Ты должна была понять, где кончается мозг и начинаешься ты! А потом понять, где кончаешься ты, и начинаюсь я! Ты ходила на лекции по химии и биологии в один из лучших институтов мира и не можешь мне сказать?"
Я слышала, как Алёна начала кашлять и рыдать. Она так редко проявляла сильные эмоции, кроме злобы и раздражения, что мне стало страшно.
– Ба, успокойся, пожалуйста.
"Всё бесполезно! С самого начало было обречено на провал! Невозможно далеко убежать, если не умеешь ходить! Невозможно понять, кто я такая, когда мой мозг - ты!"
– Пожалуйста, Ба...
"К чёрту иди!
– пьяным голосом кричала Алёна.
– Ненавижу тебя! Ненавижу! Зачем я вообще появилась? Ты хоть представляешь, каково мне жить? Быть запертой в твоём недалёком тупом сознании! Не встретить ни одного упоминания о... людях вроде меня ни в одном справочнике по психиатрии! Бесполезно пытаться понять... Меня сейчас стошнит".
Почувствовав свою или Алёнину тошноту, я едва успела добежать до туалета.
Глава 12
Мы вылетели из тёплой Калифорнии зимой, поэтому прилетели в жаркий Чили летом, перелетев Центральную Америку и половину Южной. Но и после путь до обсерватории предстоял неблизкий. Прилетев в столицу Сантьяго де Чили, мы оказались вынуждены целый день ехать на автобусе на север до города Ла-Серена, где располагался офис обсерватории и сидели специалисты, которым не обязательно было ездить на высоту в две с лишним тысячи метров.
Но день пути прошёл не зря: трасса пролегала по скалистому берегу Тихого Океана, который в тот день не оправдывал названия и поднимал пятиметровые волны. Но чем ближе мы приближались к Ла-Серене, тем спокойнее становился океан, а с неба пропало последнее облачко.
– Север Чили считается самым ясным регионом на планете, - пояснил Якуб, сидящий рядом со мной в автобусе.
– Поэтому здесь и построили дюжину обсерваторий. Более трёхсот сорока ясных ночей в год и рекордно низкая влажность воздуха!
Проехав несколько небольших городков, мы оказались в прибрежной Ла-Сирена - старом колониальном городе со старинными двухэтажными домами из розового известняка, которым славился Чили. Пустынный пейзаж высоких розовых гор вселял лёгкую тоску, как будто любимые бисквитные печенья пришлось есть всухомятку без чая. Здесь нашу небольшую команду из девяти человек во главе с доктором Штейн не стали размещать в гостинице, а решили нам предоставить комнаты в офисе обсерватории, где уже жило полсотни сотрудников обсерватории Серро-Тололо.
Так как комнат было немного, меня разместили вместе с сорокалетней исследовательницей из Массачусетского технологического института, оставившей дома малолетнего ребёнка и звонящей родным домой каждый полчаса, в том числе и посреди ночи, как я узнала в последствие.
За торжественным, но скромным приветственным ужином я внезапно встретила учёного из России, о национальности которого я узнала случайно, когда он пролил на себя чашку кофе и громко выругался матом на весь зал, уверенный, что никто не поймёт.
– Здравствуйте, - неуверенно сказала я, подойдя к нему.
– Ой, - смутился мужчина, поняв, что я слышала его ругательства.
– Привет! Вы же из новой американской группы, верно?
– Да, меня зовут Илона Кузнецова, - я протянула руку, и он ответил на рукопожатие.
– А я Михаил Андреев. Вы аспирантка в американском институте, получается?
– Вообще, я ещё получаю степень мастера в КалТеке.
– Ого, без степени и уже в поле? Впечатляет! У меня альма-матер ЛГУ, - сказал Андреев, и я не сразу догадалась, что речь идёт о Ленинградском Государственном Университете, нынешнем Санкт-Петербургском Государственном Университете, - но сейчас работаю на Европейскую Южную Обсерваторию в Ла-Силье по соседству.
– Так вы здесь в гостях?
– Можно и так сказать. Здесь работают знакомые по Сорбонне, зашёл вспомнить старые времена, - улыбнулся Андреев, и как позже оказалось, у всех работающих здесь было по три института за спиной.
– От обсерватории Ла-Сильи здесь всего сто километров на машине. Заезжаю, когда затишье в исследованиях. Вы что изучать приехали?
– Экзотическую материю, - сказала я, взмолившись, чтобы он не спрашивал подробности, потому что после приезда в Чили Алёна стала тихой и неразговорчивой.
– Через оптические телескопы на неё смотреть будете?
– рассмеялся Михаил.
– Нет, здесь же, ну... детектор есть.
– А, так вы будете копаться под горой?
– разочарованно протянул мужчина.
– Наверное, и в обсерваторию не съездите?
Я не понимала, что происходило, но Андреев вдруг начал рассказывать, что однажды спускался к детектору тёмной материи под землю, а там оказалось так сыро и холодно, что он схватил воспаление лёгких, после чего ему пришлось столкнуться с чилийской медициной, чего он мне искренне не желает.