Ба
Шрифт:
– Алёна! Алёна, постой! Погоди!
– слышится голос Тани.
Но Ба лишь ускоряет шаркающий шаг, прикрывая рот пуховым платком, уже покрытым кровью.
– Сестрица, куда ты! Подожди!
– кричит Таня уже ближе.
Нагнать усталую Алёну не составляет труда, и вот перед глазами Ба встаёт расплывчатая фигура Тани, закутанной в тёплую одежду. Девушка прикладывает руки к замёрзшим щекам Ба, и я чувствую тепло пальцев Тани.
– Алёнушка, всё хорошо, - говорит Таня.
– Пожалуйста, пошли домой. Тебе нужно отдохнуть, да и Архип с детками волнуются.
Ба пытается ответить, но из горла
– Не ты первая болеешь тифом, не ты последняя, - говорит Таня, гладя Алёну по плечу с расстояния вытянутой руки и опасаясь подойти ближе.
Ба скидывает руку с плеча и жестами требует Таню отойти. Алёна кашляет сильнее и падает на колени, больно ударяясь о камни. Я чувствую сильный жар в груди и голове, а Ба собирает грязный снег с земли и протирает пылающее лицо.
– Прошу, Алёна, идём домой, - Таня садится рядом.
– Ты боишься за детей, я понимаю, но тиф не пройдёт на улице! Ты помнишь дядю Семёна? Помнишь, как его спасли от тифа? Так он под пятью одеялами на печке лежал, а не по морозу бегал! Только так, да с божьей помощью и можно от тифа-то спастись, сестрица! Я давеча забрала дитяток к себе, они не заразятся. Пожалуйста, Алёна!
Но Ба продолжает размахивать руками и слабо отгонять Таню. Я чувствую, как тёплая рука крепко вцепляется в руку Алёны и заставляет подняться.
– Посмотри туда!
– говорит Таня и поворачивает куда-то Ба.
Я не могу ничего разобрать: изображение сливается в серый грязный комок, да ещё и в глазах Алёны начинает темнеть.
– Посмотри на церковь, Алёнушка!
– просит Таня, указывая в сторону деревни.
– Прошу, пошли туда! В церкви нельзя никого заразить, можно лишь исцелиться! Пошли помолимся, сестрица, прошу! Пусть батюшка молитву исцеляющую прочтёт. А потом и домой!
Таня взваливает безвольное тело Ба на спину и почти несёт её, но Алёна тормозит стопами, сползает и снова садится на землю, захлёбываясь своей кровью. Густая жидкость уже течёт по груди.
– Пожалуйста, сестрица, подержись за меня, почти пришли!
– просит Таня, поднимая Ба.
Но нет, Алёна больше не может управлять слабыми замёрзшими конечностями. Она перестаёт различать образы и звуки и падает на землю, отхаркивая остатки лёгких. Я чувствую боль в груди, как будто меня проткнули насквозь, и боюсь, что прямо здесь и сейчас умирает не один человек, а два.
"Ба, хватит!
– думаю я.
– Соберись! Вставай и иди домой! Как ты оставишь детей с Архипом, ты подумала, а?!"
Алёна злится на Таню, снова тянущую её наверх, или на меня. Ба размахивает слабыми руками, отбиваясь от Тани и шипит.
– Уйди...
– хрипит Ба.
– Уйдите...
Попыткам Тани помочь Алёне не суждено сбыться, а я пытаюсь докричаться до Ба, хоть и понимаю, что Алёна смотрит на серое небо деревни в последние минуты.
"Вставай!
– кричу я.
– Не смей помирать здесь, Ба! Не смей помирать нигде! Что я без тебя сделаю? Ты обо мне подумала, а?! Вставай!"
Алёна отмахивается руками, а всё вокруг становится темнее и темнее. Танины руки больше не кажутся тёплыми, а земля - холодной. Наоборот, на землю хочется прилечь, хочется прижаться, как к пуховой перине. Кашель пропадает, да и боль в груди становится всё тише и тише...
***
Проснувшись от бешеного биения сердца, я подумала, что слышу голоса, но оказалось, что соседка-хорватка разговаривала по Скайпу. Она не обратила внимания, когда я на ватных ногах вышла из комнаты.
Я выползла на улицу Ла-Серены, где посреди ночи не было ни одной живой души, и уселась на скамейку у соседнего магазина перевести дух. Боль в груди до сих пор физически ощущалась, а во рту был привкус крови, и вдруг мне стало так страшно, будто я тоже умираю, что я хотела вызвать скорую.
Встречая рассвет, поднимающийся из-за гор, я поняла, что просидела на улице несколько часов, но страх никуда не ушёл. Я всегда боялась говорить кому-нибудь о страшных снах и об Алёне, потому что объяснения получились бы по меньшей мере странными. Но сегодня как никогда хотелось выговориться. Сказать, что я умираю от ночного кошмара? Сказать, что болит в груди, потому что моя полупридуманная родственница умерла двести лет назад? Мне будут проверять не грудную клетку, а голову!
"Ба, ты меня слышишь?" - спрашивала я, но ничего не слышала.
Я отправилась на общий завтрак и болтала с коллегами как ни в чём не бывало, пытаясь смехом заглушить колотящееся сердце и успокоить болящую голову. Я чувствовала, как адреналин гоняет кровь, и вспоминала, как вместе с Алёной учила биологию и проходила отрицательное влияние адреналина на нервную систему в целом и на адекватность психики в частности. Мне хотелось убежать отсюда как можно скорее, из жилого корпуса, из обсерватории, из города, из Чили...
На завтраке меня отвлёк звонок Пети. Он сообщал, что работы над статьёй об экзопланете давно закончены, команда обсерватории Ла-Силья отпраздновала победу, а он хочет заехать ко мне в гости. Я надеялась получить выходной, но тут к моему столику подрулил директор Смит и спросил:
– Илона, вы сегодня закончите сопоставление наших расчётов движения галактики и новых спектральных данных составляющего её вещества?
"Ба, ты управишься?
– по привычке обратилась я к Алёне, но она промолчала.
– Ба, ау! Ау, ты спишь? Смит от меня что-то хочет!"
– Успеете или нет?
– повторил Смит.
– Разумеется, - кивнула я.
"Ба, что творится?
– думала я.
– Ба, мне нужна твоя помощь срочно!"
Отправляясь на вершину Серро-Тололо, я отправила Пете сообщение, что не смогу сегодня быть в городе. Недолго думая, Петя сказал, что может приехать прямо в обсерваторию, если не помешает мне и другим сотрудникам.
На своём рабочем месте в обсерватории я нашла кучу файлов с расчётами Алёны, больше похожими на шумерскую клинопись, чем на то, что может прочесть современный человек. Я снова и снова пыталась докричаться до Ба, но безуспешно.
– Илона, к тебе этот... рыжий из Ла-Силья, - крикнула со входа Изабель, несущая несколько планшетов с данными в кабинет доктора Штейн.
Смит запрещал сотрудникам Ла-Сильи заходить в офисы нашей обсерватории, поэтому мы с Петей вынуждены были сидеть снаружи, укрывшись пледами с логотипом Серро-Тололо. В Чили наступала осень и становилось прохладнее, но Петя светился изнутри гордостью за участие в проекте Андреева по экзопланете Росс 128, и холод его не пугал.