Ба
Шрифт:
"Ба, ты помнишь?
– думала я.
– Света же была твоей первой любовью, да? По крайней мере, в моей жизни. Ты могла хотя бы поздороваться..."
Но Алёна молчала.
– Ты занимаешься томографией?
– спросила я.
– Ага, делаю МРТ черепушки, - со скукой ответила Света, постучав себя по голове.
– Задолбали уже психами и раковыми больными.
– Так психические заболевания правда можно увидеть по МРТ?
– спросил Петя.
– Не совсем, - ответила Света.
– Просто психиатры назначают пациентам МРТ, чтобы понять, правда ли их странное
– Значит, если в мозге нет подтверждений, а пациент ведёт себя странно, то это сто процентов расстройство психики?
– уточнил Петя и посмотрел на меня.
– В общем и целом, да, - кивнула Света.
Я боялась, что Петя предложит, чтобы Света меня обследовала на наличие повреждений мозга. И тут без всяких подсказок Ба я была уверена, что Алёна не захотела бы показывать наши мозги Свете. Да и мне самой не хотелось бы нового МРТ-сканирования. Поэтому я незаметно перевела разговор с работы на жизнь бывших одногруппников, и Света с радостью рассказала все сплетни. Мне не терпелось сбежать подальше от Светы, как не терпелось переключить песню, которая нравилась полгода назад, а теперь вызывает одно только раздражение.
Но после холодной дружеской встречи со Светой Петя всё-таки вспомнил про мой снимок МРТ и попросил привезти его посмотреть. Петя снимал номер в простенькой гостинице спального района Москвы, и мы встретились в минималистичном холле первого этажа. Серые стены освещало жёлтое Солнце ранней весны, уже растопившей снег, но ещё не согревшей воздух.
Я приехала со своим ноутбуком, где было установлено специальное программное обеспечение для чтения МРТ-снимков.
– Делать новый снимок МРТ бессмысленно, - сказал Петя, разглядывая слайды и сверяя их с какими-то схемами на своём планшете, - раз ты говоришь, что сейчас Алёны нет. А этот был сделан во времена, когда вы... ещё общались?
– Да, она меня и привела на томографию, - кивала я.
– Ты что-нибудь помнишь из того, что учила о нейробиологии?
– спросил Петя, с беспокойством заглядывая мне в лицо.
– Я, скорее всего, понимаю в устройстве мозга намного меньше тебя.
– Я нет, ничего не помню, - зажала я голову руками.
– Алёна точно понимала, потому что она понимала всё во мне... И говорила, что я не могу её понять из-за разных уровней...
Петя вздохнул, продолжив листать слайды.
– Мне кажется, с мозгом всё в порядке, нет?
– пожал плечами он.
– Вообще на снимки смотрел профессиональный врач, и если бы была серьёзная проблема, то упомянул бы, наверно. Хотя Алёна просила его этого не делать...
– Блин!
– Петя стукнул рукой по колену, но, успокоившись, открыл на планшете англоязычный текст.
– Слушай, я нашёл книгу профессора, который пишет о связи сознания с нейробиологией. Помню, ты рассказывала, как Алёна говорила нечто про уровни, про сознание... Вот и доктор МакКинсли пишет про подобное.
– МакКинсли?
– не поверила я.
– Да. Ты его знаешь?
– А как же! Он преподаёт в КалТеке химию и биологию! Я ходила на его лекции. Помню однажды, когда я работала в кафетерии, они с Алёной встретились и долго-долго болтали об уровнях и о прочей фигне... Но он, кажется, говорил, что Ба не права, занимаясь всеми науками и уровнями сразу, что это не приблизит её ни к чему значительному. А теперь выпускает книги об этом?
– Возможно, разговор с тобой изменил его мнение?
– задумался Петя, листая электронные страницы книги.
– Смотри, он в предисловии пишет, что сознание суть надстройка над нейросетями мозга, как нейросети суть надстройка над клетками мозга, клетки - надстройка над молекулами, молекулы - надстройки над атомами и так до бесконечности вниз...
– Чего?
– нахмурилась я, пытаясь понять сказанное. Вдруг мне казалось, будто я что-то вспоминаю, будто слышу эхо голоса Алёны.
– Хотя постой! Она говорила в точности то же самое! И она... кажется, она хотела найти, что же там в бесконечности внизу. Получается, как пишет МакКинсли... она собиралась выяснить, надстройкой над чем являются атомы. Но от меня она хотела... движения в другую сторону...
– Ничего сейчас не понял, - признался Петя.
– И я. И я никогда не понимала, чего хотела Алёна. Слушай, я хочу арендовать машину и съездить в деревню.
– Одна? Прости, но ты не всегда адекватно себя ведёшь, чтобы ехать одной за двести километров.
– Обычно люди говорят "можно я поеду с тобой?" вместо обвинений в неадектавности, - меня начинало злить то, что Петя ведёт себя как взрослый с неразумным ребёнком.
– Прости, мне всегда фигово удавалось общаться с людьми.
При взгляде на растерянное лицо Пети мне стало стыдно, что я втянула его в своё психическое расстройство. Он прилетел домой в долгожданный отпуск и был вынужден таскаться с неадекватной коллегой по Тверской области. Но мне было страшно отказываться от помощи, потому что ехать в деревню Ба было до дрожи в коленях и до обледенения пальцев жутко. Как будто я добровольно собиралась окунуться в ночной кошмар...
***
Равнины Тверской области встречали нас поздним снегом, несколько раз растаявшим и вновь схватившемся в ледяную коросту на полях. Я, сидя за рулём, искала дорогу по навигатору, не спросив пути у родителей, потому что не могла представить, как объяснить моё желание съездить в давно проданный дом. Ностальгией по месту, в котором была два раза в детстве? Желанием вспомнить покойную бабушку? Надеждой вернуть психическое расстройство, заставляющее меня слышать голос умершей два века назад родственницы? Представляю их реакцию...
– По-моему, мы едем двадцать километров не в ту сторону, - говорил Петя, сидя на пассажирском сиденье и заставляя навигатор подключаться к сети, которая не ловила уже сорок минут.
– Ты точно не помнишь эти места?
– Блин, здесь просто поля, лес и бездорожье, - ответила я, всматриваясь в горизонт.
– Всё выглядит одинаково.
Проделав крюк в шестьдесят километров, я увидела знакомую церковь вдалеке. Белый камень и красная крыша резко выделялись на фоне едва зеленеющей травы и грязного снега.