Бабочка в гипсе
Шрифт:
– Не с близкого расстояния стреляли, – равнодушно заметил он и резко сдернул с тела всю ткань.
– Эй, эй, – разъярился медбрат, – так делать не положено!
– Уже вскрывали, – сказал Тимофей Пантелеймонович, – зашили аккуратно, молодцы, не тяп-ляп, пожалели девушку.
Санитар быстро прикрыл труп и хотел вдвинуть его в холодильник.
– Погоди, – велел «гном» и приподнял голову Нины.
– Ну народ! – возмутился служитель. – Убери руку от трупа! Там следы, улики.
– Успокойся, – приказал Ковригин. – Раз зашили, значит, все, тело помыли. Рана не сквозная, пулю нашли?
– Пока не знаю, – растерялась я.
Тимофей Пантелеймонович
– Я чего? Ничего, – внезапно испугался тот, – мне не докладывают, я студент, к степухе подрабатываю.
– Кто делал встрытие? – каменным тоном спросил Ковригин.
– Вероника Михайловна Седых, – выдал служебную информацию парень.
Тимофей Пантелеймонович уставился на носилки, вынул кошелек, протянул притихшему юноше пару купюр и сказал:
– Простыню ей поменяй, найди новую, без пятен. И под голову чего помягче сунь.
– Они у нас без подушек лежат, – заикнулся санитар.
– Знаю, – остановил его «гном». – А Нине нормально надо. Справишься?
Медбрат кивнул, подошел к большому мешку, вытащил оттуда пакет, разорвал его и сказал:
– Одноразовая простынь есть, голубая, не пользованная никем.
– Молодец! – похвалил студента «гном». – Пошли, Евлампия, там в конце переулка круглосуточный бар открыт. Выпить мне надо.
Несмотря на поздний час, в заведении шумел народ – в основном прилично подвыпившие мужчины и дамы, чья профессия угадывалась при первом же взгляде на их сильно намазанные лица и «сексуальный» наряд.
– Она мне не дочь, – неожиданно сказал Ковригин, опрокидывая в рот порцию водки.
– А кто? – спросила я.
– Внучка, – пояснил Тим, – угадала ты с родинкой. Фирменный знак Ковригиных. У Ларки, ее матери, такая же была.
– Следовательно, ваша дочь Лариса? – удивилась я. – А как же понятия? Вор в законе не должен иметь семьи. Вы вроде из старой гвардии, не нынешний отморозок.
Тимофей Пантелеймонович положил руки на стол:
– А не было семьи. Мы с Ларкиной матерью не расписывались, жили наскоком. Выпустят меня с зоны, погуляю с корешами и к Надьке еду. Отосплюсь там, отъемся, натрахаюсь до звона в ушах и, прости-прощай, уезжаю. Молодой был, дурной, не понимал, как Надька ко мне относится. Другие мужики в бараке только кулаки от злости сжимали: пока они на шконках грелись, бабы вразнос шли, если официальные жены, то развод оформляли, сожительницы других заводили. А Надя меня ждала, однолюбка была. Ларку родила, никогда не жаловалась, лишь улыбалась.
– Похоже, Нина получила от вас родинку, а от бабушки талант любить, – отметила я.
– Я им помогал, – продолжал Ковригин, – денег давал, Надька комнату в коммуналке на хорошую квартиру поменяла, с доплатой, конечно. Я ей всю сумму отсчитал. И ведь гордился, что не женюсь, считал себя свободным. Глуп был, а Надя умная оказалась. Она от Лары правду не скрыла, не наврала ей про капитана дальнего плавания, честно сказала: «Твой отец сидит на зоне. Но он хороший человек, тебя любит».
– Оригинально, – пробормотала я.
Тимофей опустошил очередную рюмку:
– Не понимаешь – не осуждай. Я теперь другой стал. Когда завязал с ходками, Надя уже умерла, Лара предлагала мне с ней жить. Но я отказался: соседи начнут судачить, то да се. Купил себе «однушку».
– На Кушнира? – уточнила я. – И чем же вы сейчас занимаетесь?
– У меня авторитет, – моргнул Тим, – я судья.
– Простите, кто? – не поняла я.
Тимофей Пантелеймонович вновь налил себе водки:
– Споры
13
Волына – пистолет. Блатной сленг прошлых лет.
14
Слива – пуля.
– Лариса с вами общалась? – вернула я Тима к нужной теме.
– Конечно! Готовила, убирала, девчонок приводила, – ответил Тим-плотник, – Галина мне не нравилась. Вся в своего отца пошла, слишком правильная и вредная. А Нинка – солнечный зайчик, я ее колокольчиком звал. Придет и звенит: «Деда, деда, деда».
– Девочки знали, кто вы? – наседала я на Ковригина.
Тимофей Пантелеймонович крякнул:
– Я думал, что нет. Когда Лара умерла, Нина ходить ко мне перестала, а Галя-то еще раньше отвалилась. Вышла замуж и забыла деда. Я сначала обиделся, а потом решил: значит, не очень-то они мне нужны, пусть живут, как хотят. Если понадоблюсь, найдут, а нет – значит, у них все хорошо.
– Позиция буддиста, – кивнула я.
Ковригин залил в себя новую порцию алкоголя:
– Не надо бороться с тем, что нельзя победить, и не стоит плакать по сгоревшему дому, он уже в головешках. Слезами горю не поможешь. Что должно случиться, то произойдет. Вот у меня сейчас на Кушнира внучка приятеля живет, он сам из Перми, попросил Марине площадь найти, съемную. А я с Ириной сошелся, на почве старинных книг подружились, переехал к ней, живем помаленьку. Не жалко девочку в пустую «однушку» вселить, отдал ей ключи, велел порядок соблюдать, обо мне не трепать, где живу не болтать, кто искать станет, позвонить. К чему это я? Ах да, судьба. Отец Марины опоздал на самолет, а он в океан рухнул. Повезло?
– Очень, – согласилась я.
– Дальше слушай, – продолжил Тим, – через месяц он в поезд сел, а состав с рельсов сошел, все живы остались, кроме него. Фатум его настиг.
– Зачем вас Нина нашла? – в лоб спросила я, с тревогой посматривая на пустеющую бутылку.
– Небось про Медведева знаешь, – кивнул Тим. – Хоть я и сам сидел сколько раз, не помню, но таким отморозком не был. Сына он вылечить хотел! Поэтому в киллеры нанялся! А у Нины в голове лишь одна идея крутилась: освободить мужика. Оба безумные! О детях подумали?
– Филипп был исключительно заботливым отцом, – напомнила я. – Вся история произошла из-за мальчика-дауна.
– Почему внучка ко мне раньше не прибежала, – заорал Тим, – когда они все это затеяли? А если бы и ее посадили? Мальчишек куда деть? В приют? Я мог денег дать! Накоплено! Но нет, сами кашу заварили! Черт бы ее побрал! Знал ведь, что это плохо закончится! И где теперь Нина? На железном столе. А что с парнишками?
– Мальчики в круглосуточном садике, даун Илюша в клинике, – ответила я. – Очевидно, Игоря и Леню отправят в детский дом. А Илюшу продержат в больнице, пока не закончится оплата. Кстати, есть еще Прасковья Никитична, мать Филиппа, она безумная.