Багатель

На Лейштрассе, на сорок пятом уровне, прямо перед магазином подарков и цветов «Багатель» [1] , в сотне метров по аллее от площади Процветания, лежала бомба.

— Я — бомба, — говорила она прохожим. — Я взорвусь через четыре часа, пять минут и семнадцать секунд. Сила моего взрыва равняется пятидесяти килотоннам в тротиловом эквиваленте.

Лишь немногие останавливались, чтобы взглянуть на нее.

— Я взорвусь через четыре часа, четыре минуты и тридцать семь секунд.

Несколько человек забеспокоились, когда бомба не замолкала. Они вспомнили, что у них есть какие-то дела и поспешили уйти, в основном направляясь на железнодорожные станции Кинг-сити. Поезда постепенно переполнились, и началась легкая давка.

Бомба представляла собой металлический цилиндр, установленный на четырех поворачивающихся колесах: метр в диаметре, два в ширину. На верху цилиндра было закреплено четыре телекамеры, каждая наблюдала за девяностоградусным сектором. Никто не помнил, как бомба попала сюда. Она выглядела, как машина для очистки улиц, возможно, именно потому никто и не заметил ее.

— Мощность моего взрыва оценивается в пятьдесят килотонн, — с некоторой гордостью сказала бомба.

Вызвали полицию.

— Атомная бомба, говорите? — спросила начальник городской полиции Анна-Луиза Бах.

Она почувствовала боль в желудке и потянулась к коробочке с лечебными конфетами. Ей уже давно нужно было его заменить, но та быстрота, с которой Бах меняла желудки, и величина ее зарплаты вынуждали все больше и больше полагаться на такие временные меры. И к тому же, цена клонированных органов неуклонно росла.

— Говорит, что в ней пятьдесят килотонн, — сказал человек на экране. — Так что вряд ли это что-то другое. Если, конечно, не муляж. Скоро принесут датчики радиации.

— Кто «говорит»? Записка, телефонный звонок, или что?

— Нет. Бомба сама разговаривает. Она кажется даже дружелюбной, но пока что мы не просили, чтобы она сама себя обезвредила. Может статься, что ее дружелюбие не заходит так далеко.

— Скорее всего, — сказала Бах, съев еще одну конфету. — Вызывайте саперов. И скажите им, чтобы, пока я не приеду, ничего, кроме наблюдения, не предпринимали. Я сделаю несколько звонков и прибуду на место. Не более, чем через тридцать минут.

— Принято. Сделаю.

Кроме, как ждать помощи, им ничего не оставалось.

На Луне еще не было взорвано ни одной атомной бомбы. Бах никогда с ними не сталкивалась, и ее саперная команда тоже. Она обратилась за помощью Центрального Компьютера.

Роджер Бирксон любил свою работу. Условия были ужасающие — но и преимуществ тоже хватало. Он находился на связи тридцать дней, двадцать четыре часа в сутки, но оклад шел ему просто астрономический. Затем он получал одиннадцать месяцев оплачиваемого отпуска. Зарплату ему платили весь год, вне зависимости от того, приходилось ему применять свои исключительные навыки за тридцать дней дежурства или нет. В этом смысле, он походил на пожарника. В какой-то мере, он и был пожарником.

Бирксон проводил свои длинные отпуска на Луне. Никто не спрашивал, почему он так поступал, а если бы и поинтересовались, то у него не нашлось бы ответа. Но причиной было его подсознательное убеждение, что в один прекрасный день планета Земля взорвется гигантским фейерверком. И когда это случится, ему не хотелось там оказаться.

Работой Бирксона было обезвреживание бомб от имени геополитического общества «Объединенная экономика Европы».

За смену он мог спасти жизни двадцати миллионам членов общества.

Из тридцати пяти земных экспертов по обезвреживанию бомб, находившихся на Луне в тот момент, ближе всего к месту предполагаемого взрыва на Лейштрассе оказался как раз Бирксон. Центральный Компьютер нашел его через двадцать пять секунд после того, как начальник Бах отправила первоначальный запрос. Бирксон готовился сделать удар на семнадцатой площадке подземного поля для гольфа «Горящее дерево», расположенном в полукилометре от площади Процветания, когда в его чехле для клюшек зазвенел звонок вызова.

Бирксон был богат. Он даже нанял живого кэдди вместо механического помощника. Кэдди опустил флаг и пошел ответить на вызов. Бирксон сделал пару пробных замахов, но понял, что уже не может сосредоточиться. Он решил сделать передышку и узнать, кто его беспокоит.

— Мне нужен ваш совет, — сказала Бах без всяких предисловий. — Я начальник городской полиции Нью-Дрездена, Анна-Луиза Бах. Мне доложили, что на Лейштрассе находится бомба, а у меня нет людей с опытом подобных ситуаций. Можете со мной встретиться на железнодорожной станции через десять минут?

— Вы с ума сошли? У меня уже семьдесят пять очков и еще две лунки: легчайший метровый удар на семнадцатой и нужно загнать последний мяч за пять ударов, а вы ожидаете, что я вместо этого буду участвовать в каком-то розыгрыше?

— Вы уверены, что это розыгрыш? — спросила Бах, надеясь, что он скажет «да».

— Ну, в общем-то, нет. Я ведь только что об этом узнал. Но девяносто процентов за то, что это обман.

— Отлично. Продолжайте свою игру. И раз вы так уверены, я закрою «Горящее дерево» на время чрезвычайной ситуации. Ну, чтобы вы точно никуда оттуда не делись.

Бирксон все обдумал.

— Как далеко до этого вашего «Лейштрассе»?

— Около шестисот метров. Пятью уровнями выше вас и одним сектором в сторону. Не беспокойтесь. Наверняка между вами и «муляжом бомбы» десяток стальных стен и перекрытий. Просто сидите там, хорошо?

Бирксон ничего не ответил.

— Я буду на станции через десять минут, — сказала Бах. — В специальной капсуле. Последней, прежде чем туннели закроются на пять часов.

Она повесила трубку.

Бирксон подумал о толщине стен подземного укрытия. Затем вернулся на траву и взмахнул клюшкой. Он ударил по мячику, направляя его в лунку, и услышал довольный стук, когда мячик достиг цели.