Багатур
Шрифт:
Коней согнали в табун и отправили пастись под усиленной охраной, а на берегу разжигали костры, подвешивали над огнём котелки с водою, доставали из сумок крупу и солонину. Итларь, жадно принюхиваясь к запахам, исходящим от варева, не утерпел и сгонял подальше в степь, притащил дикого луку и ещё каких-то пряных трав. Накрошил поровну во все котлы – и дух пошёл такой, что даже терпеливый Олфоромей не выдержал.
– Вари быстрее! – простонал он.
Кашевары дружно заработали черпаками, помешивая походное яство.
После сытного ужина, с запивкой по вкусу – кому кумыс, кому сбитень, – воины стали укладываться, а сотники расселись у одного костра с полутысяцким и устроили военный совет.
– Чего делать будем? – с ходу
– Задумал я, братие, дело одно, – сказал Олег, палкой вороша костёр, – дело опасное, зато и выгодное. Хочу, чтобы мы одни Мирослава отогнали, без новоторжцев! Знамо дело, побить войско галицко-черниговское нам не под силу, но разогнать его, проредить в стычках да засадах – это мы могём.
67
Некоторые византийские источники, а также восточные авторы описывают половцев как блондинов с голубыми глазами.
Слегка раскосые глаза Чюгая загорелись.
– Могём! – подтвердил он, гортанно выговаривая глагол. – А за то нам князь награду выдаст!
– Так это ж надо сперва новоторжан обогнать, – трезво рассудил Олфоромей, – чтоб не мешались.
– Как их придержать, я придумал, – сказал Сухов, – но суть не в том. Мало нас, вот в чём беда. Новики мои – ребята стойкие, лучники знатные, но конники они никакие…
– Пешцы мы, – кивнул Станята, – к земле привычны.
– Вот именно! Стало быть, вся надёжа на половцев, а две сотни на два полка… – Олег покачал головою.
– Справиться можно, – осторожно сказал Итларь.
– Можно, – подтвердил полутысяцкий, – но сколь народу зазря погубим? Ведь галичане стоять да глазеть не станут, стрелять примутся!
– А я знаю, чего делать! – раздался из темноты голос Кулмея. – Надо ещё наших позвать!
– Откуда, балбал? 68 – хмыкнул Чюгай. – В Шарукань за подмогой сгонять или в Балин.
– В Салмакаты!
Над костром повисло молчание.
– А ведь точно! – хлопнул себя по коленям Чюгай. – Это, если отсюда на заход солнца скакать, забирая к югу. В одном переходе!
68
Балбалы – каменные истуканы, которые половцы устанавливали на курганах в честь павших героев. Шарукань, Балин – половецкие города-крепости. Полагают, что Шарукань находился на берегу Северского Донца, местоположение Балина неизвестно. Салмакаты («Сторожевая крепость») упоминается Константином Багрянородным под названием Салмакатай.
– Да поболе… – усомнился Итларь. – Но всё равно, близко. А кто там сейчас сидит? Не старый ли Ченегрепа?
– Он! – кивнул Чюгай.
– Хм… А вернулся ли Ченегрепа с кышлага? 69 Зимует он у моря, а сюда обычно откочёвывает ближе к маю, когда всходит молодая трава…
– Ченегрепа, сын Белдуза, – мой дед! – гордо оповестил командующих Кулмей. – И в Салмакаты он возвращается, лишь только сходит снег. Тута айлаг его!
Итларь рот раскрыл, дабы определить место и значение молодого воина, но прикусил язык. Вместо отповеди он развернулся к Олегу и проговорил неторопливо:
69
Кышлаг – половецкие зимние пастбища. Летние – айлаг.
– Салмакаты
– Йазы-Цопон? – не удержался Олег.
– Не-е… – замотал головою Итларь. – Кара-Бей. Крепость такой же осталась, а прежних хозяёв перебили…
– Одного на развод оставили! – жизнерадостно поправил его Кулмей, по-прежнему невидимый в потёмках. – Байчу, сына Кухея! Эй, Байча! Спишь?
– Заснёшь с тобой… – ответил ворчливый голос. – Чего тебе?
– Ты у нас печенег?
– Я не у вас, я сам по себе печенег. Всё, можно спать дальше?
– Спи, спи! – милостиво позволил Кулмей.
Отсмеявшись, командование вплотную занялось стратегией и тактикой…
На рассвете полутысяча тронулась к Мическу, что оставался в паре вёрст к северу, на том же берегу Тетерева. Городишко сей был мал настолько, что стены, окружавшие его, не имели башен. Но стража не дремала – мигом высыпала на заборола, 70 лишь завидя конные сотни.
Олег подскакал к запертым воротам и крикнул:
– Княжье дело! Кто тут у вас волостель? 71
70
Заборола – верхняя часть крепостных стен с проходом для воинов, защищённым парапетами с бойницами и крышей, укреплённой на столбах.
71
Волостель – должностное лицо, управляющее волостью от имени удельного или великого князя. Жалованья волостель не получал, кормился за счёт жителей.
Из бойницы над запертыми воротами высунулся дюжий мужик в шлеме-наплешнике.
– Ну, я, – прогудел он.
– Так слушай! Сегодня до вас доберётся полк воеводы Якима Влунковича, ясно?
– Ну, ясно…
– Ясно ему… Ежели не хотите бесчинств, встретьте их ласково, приветьте – пиво выкатите и чего покрепче. Они, чем пьянее, тем добрее!
– Ну, ладно…
– Ну, пока! – передразнил Олег волостеля и поворотил коня прочь, в степь Половецкую.
Степь стелилась то гладкой, как море в тихий день, то слегка всхолмленной плавными перепадами высот и низин. А над нею распахивалось небо, такое же пустое и обильное простором.
Конь глухо тюпал копытами по колючей сухой траве, сбивал репейники, ступал в стародавний навоз, иссушенный ветром, переступал через лошадиные кости, выбеленные дождём.
К концу лета степная трава выгорает, буреет и желтеет. Ложится под осенними дождями неприглядными космами, приобретая вид унылый и безрадостный.
То, что простиралось вокруг, звалось равниной, однако монотонность плоского поля то и дело нарушалась – гладкую степь перерезали реки и ручьи, она распадалась оврагами, проваливалась круглыми котловинами-западинами с плоским дном, густо заросшим ивняком и осиновым кустом. Островами, затерянными в степном море, поднимались дубравы, кленовые и ясеневые рощи, а пески речных долин скреплялись корнями могучих сосновых боров.
Чем дальше на юг, тем пустынней становилась Половецкая степь – рощицы остались позади, даже одинокие деревья не показывались взгляду. Одно Дикое Поле простёрлось вокруг – неопрятное, нечесаное, в буром полегшем бурьяне. Но уже пробивалась зелень, прорастала, жадно поглощая воду и солнце, обещая взойти буйным разнотравьем.
И вот равнина стала всё чаще горбиться курганами, вознося к далёкому небу каменных «баб» с руками, сложенными на животах, и с грубыми ликами, скорее уж намеченными, чем высеченными. Или то ветер с дождями так постарались, стёрли черты за века?..