Багатур
Шрифт:
Олег с Олфоромеем пересекли Бабин Торжок, миновали высокую каменную ограду богатой усадьбы – Гордятина двора – и выбежали на неширокую, но прямую улицу.
– Да вон он! – обрадовался Лысун, пальцем тыча в чёрную фигуру, удалявшуюся быстрым шагом.
– Ти-хо! За ним.
Бэрхэ-сэчен свернул в неприметный переулок, и Сухов наддал, побежал скачками. Затормозив у поворота, он выглянул, и вовремя – плосколицый быстро поднимался на крыльцо дома, дверь которого услужливо придерживал длиннобородый Савенч.
– Та-ак… – проговорил Олег. – Вот что, Лысун. Я
Олфоромей кивнул и отправился на разведку. А Сухов пристроился за толстым каштаном, поглядывая поверх развилки.
Дом, в котором скрылся Бэрхэ-сэчен, был не из бедных, но и роскошью не блистал. Поднимая стены на три этажа, он поддерживал крышу из двойного тёса. Ставни были закрыты, дым из трубы не вился… Называется: «Никого нет дома».
Лысун показался из глухого переулка, и Олег негромко свистнул ему.
Олфоромей живо дотопал, притулился к дереву.
– В общем, так, – сказал он веско. – С той стороны – овраг глубокий, забора там нет. И ежели этим охота придёт отъехать незаметно, то они по оврагу-то и уйдут. Однако снег нетронут.
– Ясненько… Вот что, сбегай тогда к нашим, найдёшь мне кафтанчик, как у «чёрного клобука», и притащишь сюда. А я пока посторожу.
– А кто это, вообще?
– Знать бы… Ты про монголов слыхал что-нибудь?
– Монголов?..
– Ну, как их тут ещё называли… называют… Татары!
– Дык кто ж про татар не слыхивал! Знамо дело, слыхал. Они ж у прошлом годе на булгар войной ходили, кучу народу побили, все грады пожгли. Была Булгария, и нету!
– А ты этих татар живьём видал?
– Врать не буду, не видал. А цего?
– А того, друже Олфоромей, что мы давеча татарина догоняли.
– Ну?! – выдохнул Лысун. – А цего он во дворце забыл?
– Вот это мне и интересно! Ходит этот гад по Киеву, вынюхивает, а потом всё своим ханам доложит. Может такое быть?
– А цего? Запросто!
– Вот и я так думаю… Ты ещё здесь?
– Бегу!
Олфоромей убежал, но ожидание не затянулось – вскоре новик примчался обратно и протянул Сухову тёплый халат из некрашеной бурой шерсти, расшитый по краям тесьмою.
– Вот! Бегубарс Тоглиевич передал, он сам из берендеев.
– Порядок!
Олег накинул поверх кольчуги халат и подпоясался кушаком.
– Шапчонку мою возьми, – Олфоромей сдёрнул с головы войлочный колпак, – кочевые-то такие носят.
– Спасибо.
Едва Олег договорил, как на крыльцо вышел Бэрхэ-сэчен, небрежно отмахиваясь от Савенча, изнывавшего от желания услужить.
Плосколицый спустился по ступенькам и направился к усадьбе Гордяты. Обогнув богатый двор, двинулся далее. Бэрхэ-сэчен шёл неторопливо, не оглядываясь, безо всякой опаски, как у себя дома. По-хозяйски. Это Олега злило.
Сухов шагал следом, пытаясь быть незаметным, стараясь не маячить – то ствол дерева его прикроет, то будка менялы.
Между тем Бэрхэ-сэчен прошёл за городские ворота, а за мостом дорога разбегалась новыми улицами, проложенными во времена Ярослава Мудрого – каких-то
Вдали, вырастая над крышами, сияли купола многоглавой Софии Киевской, но Бэрхэ-сэчен шагал не туда.
Внезапно в его поведении наступила перемена, резкая и странная, – монгол отшатнулся, отбежал к стене, пластаясь по ней и замирая.
Сухов замедлил шаг, недоумевая, что же так напугало плосколицего. Впереди неторопливо переходил улицу пожилой человек восточной наружности. Он зябко кутался в шубу, а наряд его дополняла чалма.
Бэрхэ-сэчен пристально следил за пришельцем с Востока. Тот, всё так же неспешно, направил стопы на заход солнца, к Золотым воротам, и плосколицый двинулся следом. Олег ухмыльнулся – они шествовали втроём и «пасли» друг друга. Ну, так даже интереснее…
Тут человек в чалме обернулся, узнал Бэрхэ-сэчена – и метнулся в переулок, узкий и кривой. Монгол погнался за ним, а Олег – за монголом.
Переулок вывел всю троицу в садик, деревца которого росли так густо, что ветвями прикрывали не хуже листвы. Оглядевшись, Сухов никого не обнаружил, но тут же услышал голоса.
– Не трогай меня, нойон! 62 – хрипел «восточный человек». – Я буду тебе полезен!
– Что ты здесь делаешь, Халид, шакалье охвостье? – рычал Бэрхэ-сэчен, страшно коверкая арабскую речь и тиская горло Халида крепкими пальцами.
62
Нойон – «господин» (монг.). Князь и военачальник.
– Не убивай! – взмолился тот. – Я всё-всё скажу! Меня послал сам Гуюк-хан 63 к князю Ярославу! Старый Абдалла, посланный ханом ранее, не давал о себе знать, и…
– Где сейчас Гуюк?
– В степи! – заторопился восточный гость. – В степях за рекою Дон. Гуюк-хан вместе с Менгу покоряет половцев! Ох… Я понял – это ты убил Абдаллу… Нет-нет, ты не думай, я никому не скажу! – Он заскулил: – О, нойон, не делай жён моих вдовами, а детей – сиротами! Не…
63
Гуюк-хан – старший сын Угэдея, великого хана и сына Чингисхана. Гуюк не признавал верховенства Бату-хана (Батыя) и вёл свою политику.
Голос его прервался, сменившись клёкотом и переходя в затухающее сипение.
Олег поднырнул под свисавшие ветви и оказался в двух шагах от Бэрхэ-сэчена, вытиравшего окровавленную саблю о шубу бездыханного Халида.
– Ай-ай-ай, – неодобрительно покачал головой Сухов. – Убивать послов – нехорошо. И как тебе только не стыдно…
Монгол спокойно оборотился к Олегу. Сабля в руке его описала дугу и замерла, подрагивая.
– Уходи, – сказал Бэрхэ-сэчен равнодушно, – тебе я дарю жизнь.