Багатур

Большаков Валерий

Ярослав Всеволодович спешился у парадного входа и сказал Якиму, оборотясь:

– Пошли людей верных на Подол, пущай осадят воинство, а то забалуют.

– Всё сделаю, как велишь, княже, – поклонился воевода.

Дождавшись, пока великий князь скроется в палатах, и уже не пряча усмешечки, Влункович приблизился к Сухову.

– Слыхал? – сказал он. – Даю тебе ишшо две сотни новиков из полку Косты Вячеславича, хватай их – и на Подол! Наведи порядок. Понял? Во-от… Ежели «баловники» не послушают сразу –

заставь!

– Сделаем, – пообещал Олег.

– И вот чего ещё… – Яким помялся, но договорил: – Ты больно-то роток не разевай на милости великокняжеские. Понял? Во-от… А то зашью!

– Не грози, Влункович, – улыбнулся Олег неласково. – Не тебе решать, кого князю одарить, а кого ударить. Понял? Во-от… – передразнил он воеводу.

– Врагов ищешь? – вкрадчиво проговорил воевода. – Мотри, обрящешь на свою голову!

– Своих врагов я всех похоронил, – холодно ответствовал Сухов. – Не набивайся ко мне в неприятели, Яким, проживёшь дольше!

Воевода скрыл гнев, только глянул на Олега пристально, а после махнул рукой, подзывая ополчение. Новики – пешие, без броней, вооружённые чем попало, – всей толпой шагнули к Сухову…

…Олег спускался по Боричеву взвозу и думал, не слишком ли круто он портит отношения с Якимом? Обмозговав это дело, пришёл к выводу, что выбрал верный путь. Как себя поставишь, такое тебе и уважение окажут.

Кивая своим мыслям, Сухов выехал на Боричев ток и развернул коня. Оглядел свои сотни – передние столпились, задние догоняли бегом. Ждут. Верят. Аж рты раскрыли от усердия.

– Кто из вас мечом обзавёлся? – громко спросил Олег.

Над толпой поднялся один-единственный клинок.

– Ясно, – кивнул сотник. – Ну, про топоры не спрашиваю…

– А цего? – удивился Олекса Вышатич, вскидывая секиру. – Имеетсе!

– Князь приказал воев своих к порядку призвать, – терпеливо объяснил сотник, – чтоб не озоровали особо и местных не обижали зря. Вои те не раз в походы хаживали, князь их с собой и на Литву водил, и под Псков, и Чернигов воевать. Вы же все новики, в первый раз на войне…

– А цего… – вякнул Олекса, и на него зашикали.

– А того, – хладнокровно сказал Сухов. – Я вам всё это не потому толкую, что вы распоследние. Запомните: вступать с воями в ближний бой вам запрещается! А к дворянам даже близко не подходите и их к себе не подпускайте! Луками пользуйтесь, понятно? Если я прикажу этим воякам закругляться и уматывать, а те не послушаются – гоните их! Вон, у кого копья, в первом ряду пойдут. Тычьте их в бочины, задницы колите – и держите на длине копья! Только чтоб все вместе шагали, плечом к плечу. Уразумели?

– Нешто мы без понятия? – пробурчал Олфоромей.

– Вот и прекрасно. А чтобы вои сами на вас не кинулись, луки примените – тупыми стрелами в шею метьте,

а острыми – в ногу, в руку… Не дойдёт – в пузо натыкайте! Понятно?

– Ага! – прокатилось по толпе. – Понятно, цего там… Ясно дело!

– Ну, раз ясно, тогда вперёд.

Первыми на пути новиков попались свои же новгородцы – человек двадцать здоровяков увлечённо громили лавку, мечами раздирая тюки, секирами вскрывая сундуки.

Сам купец в отчаянии метался вокруг, всплескивая руками и упрашивая налётчиков оставить ему хоть что-нибудь. Новгородцы хохотали в ответ и добродушно отмахивались от назойливого киевлянина, продолжая делить ценные вещи.

– Не трогать! – гаркнул Олег, подъезжая и кладя руку на меч.

Здоровяки, те из них, кто располагался ближе к дверям лавки, остолбенели. Иные же, из тех, кто забрался поглубже, не слыхали ничего, поглощенные изыманием чужого добра.

– Глянь-ко, Фрол! – доносились их глухие голоса. – Никак, сукно… Доброе!

Новгородец, что стоял в дверях, с кудрявенькой бородкой и перебитым носом, оглянулся на Фрола. Снова оборотился к Сухову, растягивая рот до ушей, словно в предвкушении скорой веселухи. На шее у него болталась целая связка лисьих да куньих мехов, а за полурасстёгнутый панцирь была напихана бухарская хлопчатая зендянь – лазоревая, с белыми цветами.

– А эт-то цто тако? – вопросил он гнусаво. – Цто эт-то за лёв-звирь выискался, рыкает на нас? Да страшно-то как, я аж убоялси!

Из лавки стали выглядывать прочие любители поживы, и купец, поозиравшись, бросился к Олегу, на колени пал.

– Убереги! – взвыл он. – Последнего лишают!

– Замолкни, купечь! – прикрикнул на него здоровяк.

– Княжье дело! – провозгласил Сухов. – Ярослав Всеволодович приказал местных не обижать. Ну-ка, вернули всё на место, и марш отсюда!

Новгородцы переглянулись и загоготали – от души, радуясь силе своей, здоровью крепкому, воле и скорому развлечению.

– Слышь-ко, – заговорил с угрозой ополченец с перебитым носом, – мотай отседова, а то допросиссе!

– Слышь, гугнявый, – ответил ему в тон Олег, – ты вон зендянцу хапнул, а заплатил ли?

Вой оскорбился и потянулся за мечом.

– Олфоромей, – негромко сказал Сухов, и в тот же миг тупая стрела ударила новгородца в шею, рассекая кожу до крови и вырубая добра молодца на счёт «раз». Гугнявый, где стоял, там и упал, выстелился на пороге. Товарищи его растерялись сперва, а в следующее мгновение поперли, памятуя, что штурм и натиск – средство посерьёзнее ума-разума.

Олег не страгивал коня с места, не слезал с седла, даже меч свой не выхватил. А вот новики выстроились вокруг, в несколько рядов, и только приказа ждали, наложив стрелы, готовясь растянуть тетивы.