Багатур
Шрифт:
По лицу чужеземца пробежала судорога, на лбу выступили капли пота. Чудовищным усилием совладав с собой, он повернулся в седле, «сохраняя лицо».
– Хуррагш! 37 – прорычал чужак.
Повелительный взмах рукой – и все четверо порысили к воротам.
– Он на монгола похож, – неуверенно произнёс Александр и протянул, расширяя глаза: – Слу-ушай… А может, уже монголо-татарское иго наступило?!
– Может, – согласился Олег.
Вдохновившись, Шурик с жаром предположил:
37
Хуррагш! – «Вперёд!» (монг.) Надо полагать, именно от этого древнего монгольского клича произошло русское «Ура!»
– А этот, с плоской мордой, шпион из Орды! Круто?!
Сухов покусал губу и спросил Пончика:
– У тебя что было по истории СССР?
– Чего-чего? А-а… «Четвёрка», по-моему. А что?
– Даты хорошо помнишь? Когда случилось Батыево нашествие?
Александр задумался.
– Кажется, в тыща двести сороковом, – сказал он без особой уверенности. – Или в сорок первом…
– Чует моя душа, – медленно проговорил Олег, – что скоро мы это узнаем точно. Поехали!
– Куда?
– В Киев.
– В Киев! – эхом отозвался Пончик. – В Киев!
Глава 3,
в которой Олег завоевывает Киев
Сухов с Пончевым, следуя берегом Днепра, миновали Перевесище – охотничьи угодья князя – и выехали к стольному городу.
Первый раз в Киеве Олег побывал ещё в 860-м. В то лето дружина Аскольда-сзконунга спускалась вниз по Днепру, да и решила сделать остановку. Оно и понятно, ведь сэконунг, «морской король», славен воинскими победами, да и только. Лодьи у него имеются, и храбрецов вдосталь, а вот земель нету ни клочка. И решил Аскольд на старости лет обзавестись каким-никаким княжеством.
В ту пору Киева как такового ещё не существовало. Имелась древняя крепость Самбат да пара-другая крошечных посёлков, раскиданных по горам и долам приднепровским. Аскольд хотел сперва зашибить тамошнего правителя Дира, но тот выразил покорность захватчикам, втёрся к ним в доверие – пригожусь, дескать.
И стал Аскольд-сэконунг жить-поживать да добра наживать. А четыре года спустя на пару с Диром отправился мзду требовать с Константинополя, в чём немало преуспел.
К 921 году посёлочки на Горе и Подоле 38 слились в город, а нынче, три века спустя, Киев и вовсе разросся – вона, сколько дымов печных поднимается к небу, а купола золотые блестят как!
38
Гора – Старокиевская гора, историческое ядро Киева, где располагалась крепость Самбатас («град Кия»), выросшая в X веке до «града Владимира», а после и до «града Ярослава». Подол – слобода, предградье Киева, занимавшее низину между Горой и реками – Днепром, Почайной и Глубочицей.
За полверсты до городских стен все заросли были вырублены, и деревья, и даже кустарник – не подкрадёшься. На пустыре этом Сухов особенно остро почувствовал всю свою неприкаянность и бездомность. Воистину, один в поле не воин…
«Ну, это мы ещё посмотрим», – подумал Олег, направляя чалого к южным воротам киевским, прозванным Лядскими. Вскоре он обнаружил, что те заперты, а на стенах полно народу, оружного и весьма воинственно настроенного. И было отчего – полсотни конников вертелись перед вратами. Они носились туда-сюда, гарцевали, поднимали лошадей на дыбки, изредка постреливали из луков.
Что интересно, узкий мост, переброшенный через ров, был цел. Обычно, когда враг приступал к городу, мосты сжигали, а этот, наверное, просто не успели спалить.
Осаждающие весело материли осаждённых, те отвечали такой же похабенью, словно и не воевали враждующие стороны, а так, сошлись потехи ради.
– Видать, подоспел Ярослав Всеволодович, – сделал вывод Пончик.
– Видать, – согласился Сухов.
Всадники-матерщинники заметили парочку и поскакали навстречу. Александр поначалу осадил коня, но Олегов чалый продолжал шагать, поэтому гнедок, потоптавшись, догнал собрата.
Гикая и свистя, конники закружили вокруг «рыцаря с оруженосцем», а после, повинуясь команде, остановились – кони зафыркали, задёргали головами, пыхая паром и звякая уздою.
Всадники отличались высокими скулами, были курносы и конопаты, а вот их командир выглядел на варяжский манер – светлокожий был и сероглазый, с чубом цвета соломы. Бросалась в глаза и северная привычка биться в пешем строю – восседал варяг на могучем рыжем рысаке, однако кавалеристом был никаким – держался в седле куль кулем.
Храня невозмутимость, он послал коня вперёд, загораживая Сухову дорогу. Олег хладнокровно завернул чалого, пытаясь объехать старшо го, но тот, по-прежнему сохраняя каменное выражение лица, подал рысака назад, не давая проезда.
Конники даже привставали с сёдел, дабы не пропустить увлекательного зрелища, и Олег не разочаровал почтенную публику – мгновенно выхватив меч, он с размаху ударил рысака варяжского плоской стороной клинка. Звонкий шлепок мигом сменился диким ржанием – рыжий рванул с места с такой прытью, что всадник почти упал спиной на круп.
Дорога освободилась, и Сухов чуток пришпорил чалого, хотя и не надеялся, что его оставят в покое. Так и вышло – конники, только что скалившие зубы, сурово нахмурили брови и потянулись к оружию.
– Ребята, – ласково заговорил Олег, – убить-то вы меня, конечно, убьёте, но двоих-троих из вас я обязательно прихвачу с собой. Может, и пятерых – это уж как повезёт.
– А вот хрен тебе! – воскликнул молодой воин. Он был без шлема, и его большие, лопухастые уши смешно оттопыривались, алея на просвет.
– Уши побереги, – хладнокровно посоветовал Сухов.
Добрый молодец бросил коня вперёд, сверкнула степняцкая сабля… Нет, прямой меч оказался быстрее – клинок отсёк молодчику левое ухо. Струйки не в меру горячей крови протекли за ворот чешуйчатого панциря.
– У-уй! – по-детски вскрикнул молодчик, мигом растеряв весь гонор.
– Займись им, Понч, – обронил Олег.
Демонстрация силы помогла – двое самых безбашенных всадников кинулись на Сухова, но вот основная масса придержала коней, оценив удар – молниеносный, могущий стать смертельным, но не ставший им.