Багатур
Шрифт:
– Кому мы тут нужны, Понч? – сказал Олег, преувеличенно печалуясь.
– Им нас совсем не жалко! – подхватил Шурик горестно, взглядывая на Геллу. – Угу…
– Скучать и тосковать по нам уж точно никто не станет.
Посмотрев на обеих мамочек, с увлечением менявших пелёнки Наталье, Сухов вздохнул уже неподдельно и махнул обречённо рукой.
– Пойдём собираться, Понч.
– Пошли… Угу.
Тщательно отмывшись в купальне, Олег переоделся в чистое и поднялся к себе. Елена уже была там – она стояла у сундука-«башенки», откинув высокую крышку, и впрямь похожую на четырёхскатную кровлю.
– Смену белья возьмёшь, – сказала Мелиссина непререкаемым тоном, выкладывая
– Лето на дворе, – проворчал Сухов, – буду я ещё жариться в сагии…
Женщина повернулась к нему, изгибая губы в сладкой улыбке, положила руки Олегу на плечи.
– Ты меня к Наталье ревнуешь? – промурлыкала она. – Глупый мой варвар…
Сухов притянул Елену к себе, чувствуя, как кровь начинает потихоньку закипать.
20
Сагий – плащ-накидка.
– А давай прямо здесь? – сказала Мелиссина, быстро подбирая подол столы и стягивая её с себя.
– А давай!..
…Отплывали рано утром, когда солнце едва показало краешек за кипарисами на восточном берегу Босфора.
Ладная, длиннотелая скедия 21 отчалила, толкаемая вёслами и подгоняемая красно-белым парусом. «Чёртова дюжина» в полном составе гребла, а светлый князь Инегельд гордо восседал на месте кормщика.
Олег устроился посерёдке, у самой мачты – сидел, полуприкрыв глаза, и слушал, как скрипит дерево, как острый нос скедии надрезает шумливую волну. Унылый Пончик расположился тут же, длинно и тоскливо воздыхая.
21
Скедия – варяжский корабль, классом пониже лодьи, рассчитанный на 40 гребцов.
– Что развздыхался? – пробурчал Сухов. – Нечего было в добровольцы записываться, сидел бы дома.
– Ага, – тускло сказал протоспафарий, – а что бы я Гелле сказал? Извини, мол, не гожусь в герои? Ещё чего…
– Тогда не вздыхай.
– Буду, – буркнул Пончик.
Усмехнувшись, Олег пересел на свободную скамью – погрести. Перед ним пыхтел огромный Малютка Свен, похожий на учёного медведя, позади кряхтел Ивор Пожиратель Смерти, изящный, как девушка, и опасный, как демон ночи.
– Устал сидеть? – добродушно пробурчал Свен.
– Да сколько ж можно… Руки нам не для того вставлены, чтобы их на коленях складывать.
– Эт точно…
И варяги продолжили тягать вёсла. Земля отдалилась, засинела зубчатой полоской, утончилась до линии и пропала из глаз. Одно море раскинулось кругом. Русское море. 22
Пересечь Понт Эвксинский было проще всего – попутный ветер исправно поддувал в широкий полосатый парус. Подняться по Днепру стоило усилий куда больших – четыре недели гребли варяги, одолевая течение. Слава Богу, на порогах их никто не поджидал – ни угры, ни печенеги засад не устроили, даже Айфор 23 удалось пройти тихо и мирно.
22
Ныне Чёрное. Ромеи прозывали его Понтом Эвксинским.
23
Айфор –
А вот выше по реке, уже в пределах Киевского княжества, «Чёртовой дюжине» перестало везти – громадный, полупритопленный ствол дерева проломил скедии днище. Пришлось варягам разделиться – шестеро остались с Инегельдом, корабль чинить, а остальные отправились пешком по возвышенному западному берегу, пока не вышли к стойбищу булгар-ультинзуров, коих славины прозывали уличами.
Здесь варяги присмотрели себе степных лошадок – коротконогих, с толстыми шеями и длинными гривами. Сторговались быстро – ромейское серебро сразу нашло путь к сердцам табунщиков. Сёдел, правда, не было, одни вонючие попоны, так и ехать было недалёко – в дневном переходе к северу находился Витахольм, варяжская крепость на Днепре, а оттуда до Киева вёрст тридцать, от силы. Рядом совсем!
…Олег не торопил своего лохматого коня, он благодушествовал. Полуденное солнце пригревало, но душно не было – по правую руку протекала великая река, уносящая к морю прорву мутно-зелёной воды, а слева поддувал ветерок, щекоча ноздри горьким травяным духом. Хорошо!
Отряд взбирался на крутые склоны, стараясь держаться низин или пробираясь дубравами, спускался в глубокие, сырые овраги, вскачь одолевал клинья степи, прорывавшейся к самому берегу Днепра, выносившей к камышам широкие разливы зелёного ковыля.
Сухов ехал налегке, доверив латы и оружие вьючной лошади.
Впереди скакали Свен с Ивором, сзади догоняли Акила Длинный Меч и Фудри Московский, а Стегги Метатель Колец на пару с Сауком, сыном Тааза, прикрывали магистра и протоспафария с флангов.
Еле заметная тропа завела кавалькаду в густой ольховник, за которым открылась бесконечная зелёная равнина. Степь поднималась навстречу дремучими травами, бурьяном такой высоты, что коня укрывала с головой. Дикое Поле. 24
24
Дикое Поле – так называли степь на Руси.
Стоял июнь, степь продолжала цвести – отходила нежная голубизна незабудок и золотистые разливы крестовика и лютика, начиналось царствие тёмно-лилового шалфея. Пахло им же и ещё полынью.
Разъезжать у всех на виду в степи – очень нездоровое занятие, но уже открылся взгляду высокий мыс, на котором крепко сидела деревянная крепость.
– Витахольм! – довольно прогудел Малютка Свен.
Сухов кивнул, соглашаясь, и в то же мгновение свет, заливавший реку и поле, померк. Небывалая, немыслимая тишина упала на степь. По небу разлилось странное сиреневое сияние, отсветы его пробегали по траве, бросая на изумлённые лица варягов лиловые тени.
– Ах, чтоб вам пропасть!.. – зашипел Олег, ярея, и разразился самой чёрной бранью, какую только помнил.
– Не хочу-у! – заскулил Пончик.
Но бесполезно было ругать или уговаривать мироздание. Откуда ни возьмись, наплыл голубой туман, обездвиживая всё сущее, – и бысть тьма.
…Свет ударил неожиданно, распахнул ясное, холодное небо. Солнце было неярким – алым полушарием выползало оно из-за горизонта, ещё не давая тени, тая в углубинах рельефа ночные сумерки. Воздух был сырой и льдистый.