Багатур
Шрифт:
Тут целая орава посадских мальчишек высыпала из проулка. Чумазые от копоти курных изб, одетые как попало – кто в рваном отцовском полушубке, кто в материной душегрейке, – мальчиши, взбудораженные праздничной суматохой, заозирались, выискивая приключений на задницу. И доискались – стали потешаться над скарамангиями пришельцев, дразниться и обзываться противными голосами:
– Эй, скоморох на лошаде !
– Глянь-ко, чисто пугало!
– С огорода сбежало, коняку зажало!
– Чучело! Чучело!
Обычная сдержанность изменила Сухову – он замахнулся, но мелкая шпана ничуть не испугалась.
Малолетки завизжали от восторга, а распаренный, краснорожий мужик в наброшенном на плечи тулупе, наблюдавший эту сцену, гулко загоготал, приседая и шлёпая себя по ляжкам.
Не помня себя, Сухов выхватил кинжал и бросился на обидчиков.
– А ну!..
Завопив, мальчишки дунули в щель между амбарами. Мужик в тулупе кинулся следом, втесался, но застрял – и заорал благим матом:
– Рятуйте, православные!
Проклиная всё на свете, Олег забрался на чалого. Всё не так! Всё не там!
Уняв дыхание, Сухов медленно сосчитал до пятнадцати. Спокойствие, только спокойствие… Перехватив испуганный взгляд Пончика, Олег решил помириться и сухо сказал:
– И вправду холодно…
– Ага! – с готовностью отозвался Александр.
– Слушай, Понч… это самое… будь другом, сгоняй вон к церквушке, узнай хоть, какое время на дворе.
– Сейчас я!
Шурик порысил к маленькому храму, приткнувшемуся к крепостной стене, и, не слезая с седла, задал вопрос проходившему мимо попу, толстому и важному. Поп понял его и дал ответ. Вернувшись, Пончик проговорил в возбуждении:
– У них тут Новый год! Представляешь? Первое марта одна тыща двести тридцать седьмого года! 27 Угу…
27
В старину Новый год встречали по ромейскому (и римскому) обычаю, по церковному календарю – 1 марта.
– Да-а… – протянул Олег. – Закинуло нас…
Александр, только что оживлённый, увял, поник весь.
– Триста лет минуло… – сказал он. – Всех наших давным-давно нет уже… Угу…
– Молчи! – жёстко потребовал Сухов. – Забудь! Понял?
– Понял-то я, понял, – вздохнул Шурик, – только как же тут забудешь?
– А ты делом займись, – присоветовал Олег, – некогда думать будет. Короче. Ставим перед собой цель и добиваемся её. А какая у нас цель? А та же, что и раньше, – рваться вперёд и вверх! Рваться и рвать всех подряд, кто помешает нашему возвышению. А для начала надо приискать князя, чтобы послужить ему и выбиться в люди.
– А потом? – спросил Шурик.
– Суп с котом. Поехали к торгу!
И они поехали – мимо покосившейся звонницы, мимо высоких заборов с грязными, осевшими сугробами в тени, мимо старого терема, мимо постоялого двора, прямо к рыночной площади, куда, казалось, сошлось всё население города. Одни продавали, другие покупали, и все орали наперебой, перекрикивая друг друга:
– А вот жито! Зернышко к зёрнышку! Сухое да звонкое!
– Рыбка, рыбка свежа-айшая! Только что из Днепра!
– Кому мёду? Хорош медок! Липовый! А уж как пахнет…
– Мясо парное, ишшо остыть не успело! Глянь только – ни хрящика, ни жиринки, мякоть одна!
Народ
28
Армяк – длиннополое теплое одеяние из армячины – верблюжьей шерсти. Больше всего напоминало просторную, безразмерную шинель. Подвязывался кушаком.
Ну, это, так сказать, гости города, а вот как прикажете хозяев называть? Раньше-то просто было – тут соседствовали северяне-русы и южане-славины. А теперь, триста лет спустя?
Оказалось, что все тутошние – киевляне. 29 Не жители града на Днепре, а люд, населяющий Киевское княжество, подданные великого князя, что в Киеве сидит и оттуда правит. Восточней проживали черниговцы, к западу – галичане, дальше на север – рязанцы да смоляне. Разобщённые, чужие друг другу. Друг другу? Скорее уж, враг врагу… Печенег какой-нибудь, вольный сын степей, был киевлянину ближе, чем гордец-новгородец или задавака-суздалец.
29
Если выговаривать по тогдашним правилам, то «кияне». Но слово «киевляне» нам привычней.
– Хватит сидеть, – бодро сказал Сухов. – Слезай, пройдёмся!
– Да ну, – сказал Пончик боязливо, – тут собаки…
– Ну и что? Пинками тех собак!
– Ага! А если укусят?
– Так я ж и говорю – пинками! Пошли.
Олег покинул седло и неторопливо прошёлся по рядам, ведя чалого в поводу. Привязывать его к коновязи он опасался (вдруг уведут?), да и просто захотелось подвигаться, согреться.
«Меховые изделия» удалось купить по дешёвке – не сезон. Сухов быстро переоделся, накинув поверх рубахи кунью шубу, крытую вишневым бархатом-аксамитом, с откинутым бобровым воротом, и прикрыл голову войлочной шапкой с разрезом спереди.
– Ну как? – спросил он у Пончика.
– Все девки – твои! – ухмыльнулся тот и пригасил улыбку, вздохнул.
– Чего развздыхался? Меряй!
– Может, чего попроще? – неуверенно проговорил Александр. – Денег жалко… Угу.
– Чего их жалеть? Деньги на то и придуманы, чтобы их тратили. Лично я собираюсь ко двору князя киевского, а там по прикиду и встречают, и провожают. Ты со мной или как?
– С тобой!
– Ну так меряй!
И Пончик примерил бобровую шубу, обшитую сукном, и круглую шапку с соболиной опушкой.