Багатур
Шрифт:
Девушка задохнулась, выгнулась всем телом, застонала, разбрасывая руки, извиваясь и трепеща, потом заключила Сухова в объятия, обхватила ногами, принимая и не отпуская.
— Милый… Ты милый…
— А ты миленькая…
Утомившись от трудов любви, он и она долго лежали рядом, потом Дана придвинулась поближе, прижалась робко, Олег крепко обнял её, и девушка расслабилась, положила голову ему на грудь, вздохнула.
— Ты уйдёшь? — спросила она.
— Я должен, — ответил он.
— А задержаться тебе никак нельзя? Хотя бы на денёчек?
— Нельзя, Даночка.
— Жалко…
Она погладила его по груди и нащупала нательный крестик.
— Это твой оберег?
— Да.
— А у меня тоже есть оберег! Я сейчас его тебе покажу.
Дана гибко прогнулась, дотягиваясь до своей одежды, и достала из складок тонкий шнурок-гайтан, на котором висела бронзовая монета с изображением то ли царя, то ли бога и с непонятной надписью вокруг.
— Вот! Надень. Он тебя защитит, это очень сильный оберег!
Олег послушался и нацепил на шею монету на шнурке. Подумал и снял с себя крестик на цепочке.
— А это надень ты. Если сюда придут новгородцы или ещё кто, выжигать язычников, как ос, покажешь им этот крестик. Поняла?
— Поняла.
— Тогда давай спать, берегиня…
Встал он рано-рано, солнце ещё только думало подниматься над дальним лесом. Вещи свои Сухов обнаружил за дверью, вычищенные или выстиранные. Оделся, обулся и пошёл седлать коней.
Провожала его одна Дана.
Баксоны лежали в рядок в конюшне, рядом с седлом. Перехватив его взгляд, дочь вождя сказала:
— У нас не крадут.
— Верю, — улыбнулся Олег.
Поцеловав Дану, прижав к сердцу это неожиданно ласковое создание, нежное и любящее, Сухов сказал:
— Прощай, миленькая, и будь счастлива.
— Буду, — пообещала девушка и шмыгнула носом. — Обязательно! И ты тоже чтоб счастливым жил! Ладно? А там будь что будет…
На воротах дежурил давешний рыжеволосый и рыжеусый. Он отворил створку и выпустил Олега за пределы крошечного мирка, увязшего в девятом столетии. Толком не узнав, как жили эти люди, отрекшиеся от крещения и сохранившие верность древним богам, чему они радовались, о чём горевали, Сухов устремился по тропе до могильных курганов, а там свернул на незаметную тропку. И она повела его на полудень, извиваясь змейкой между стволами деревьев.
К концу третьего дня пути Сухов одолел всхолмления Бежецкого верха и вышел к берегу реки Медведицы.
На весь путь до Торжка ему отвели пять дней. Судя по всему, он сможет управиться и за четыре. Можно было и не спешить, но Сухов не сбавлял взятого темпа — привык службу справлять только на «отлично». А конунг ли приказывает, базилевс ли, хан ли — какая разница?
…Олега с мысли сбил властный окрик. «Начинается…» — вздохнул Сухов. Верней, продолжается. Обернувшись, он увидел с десяток всадников, выезжавших из леса. И это не были посланцы брата Иоганна или воины-новгородцы. Ни одного шлема, ни одного копья или щита — все в тулупах и мохнатых треухах, с топорами, двое-трое с мечом или саблей. Разбойники? Похоже на то.
— А ну, стой! — донёсся злой вопль.
Олег обернулся и показал всей шайке неприличный жест. Лихие людишки взвыли, засвистели, пустили коней в галоп.
Савраска тоже прибавил ходу, сивка с буркой не отставали, а пара буланых, одолженных Бурундаем, и вовсе неслась впереди.
— Стой, хуже будет!
«Это мы ещё посмотрим…» — мелькнуло у Олега.
Отпустив поводья, он достал из саадака лук, правой выхватил стрелу. Наложив её, как надо, он резко повернулся в седле, оборачиваясь назад, одновременно выпрямляя левую руку. Низко загудела спущенная тетива. Нет, не прошли даром его штудии — срезень выбил пыль с шубы скачущего впереди, протыкая все внутренности. Всадник согнулся, хватаясь за живот, и кувыркнулся в снег, под копыта коней.
А Сухов снова выстрелил, крепко сжимая ногами тело скакуна. В этот момент он более всего походил на кентавра, какими их рисуют на картах неба.
Вторая стрела тоже нашла свою цель, правда, поразила она не конника, а коня. Бедный чалый, раненный в шею, упал, перевернулся в снегу, придавливая всадника и ломая кусты.
Тут самый крикливый из разбойничков вырвался вперёд. Схватясь за поводья левой рукой, он вытащил маленький, чисто плотницкий топорик, да и кинул его со всей мочи, метясь Олегу в спину. Верна пословица — не на того напал.
Сухов выловил в воздухе мелькавший топорик, примерился и метнул в крикливого. Тот от испугу шарахнулся в сторону и сшиб соседа. На них налетел третий, скакавший сзади, — вопли, крики, ржание смешались.
Добавив пару стрел в кучу-малу, Олег покинул место несостоявшейся битвы. Сразу словно занавес опустился — повалил снег. Сухов ему обрадовался.
И тут, плохо различимый за белыми хлопьями, подлетел разбойничек на сивом коне. Стрела была пущена в упор и ударила с такой силой, что Олег едва удержался в седле, а гранёный наконечник и куяк пробил, и шубу, ударив в грудь, как кулаком со всего размаху бьют.
Разбойник подскакал по инерции, уверенный, что поразил путника, и слетел с седла, заработав удар саблей.
Проехав ещё с версту, Сухов свернул в лес, надеясь, что снегопад помешает лиходеям заметить то место, откуда он сошёл с тропы, а после и вовсе заметёт следы.
Обломав торчащую из груди стрелу, Олег раскачал и вытянул затрявший в куяке наконечник. А потом нащупал на груди монету со вмятиной — спас его оберег, принял на себя удар смертоносного жала. Дай Бог, и крестик спасёт Дану — недолго язычникам вековать у князей и посадников под боком.
Савраска шагом уходил в лес. Лес стоял густой, молчаливый, только кроны угрюмо шумели вверху, как зонтики задерживая снег. Дело шло к вечеру, начинало темнеть.
Предстоявшая ночёвка не слишком пугала Олега. Разгрёб яму в снегу, запалил костёр, завернулся в шубу, да и спи себе. Кони будут терпеливо стоять до утра, тискаясь поближе к огню. В лесу под снегом лошадям не наскрести травы, поэтому надо будет им торбы навесить с зерном. Разбойнички тоже не вызывали страха. Даже если у них и сохранится желание найти Сухова, чтобы поквитаться, осуществить хотение можно будет не раньше утра. А ночью подкрасться к костру… Нет, это идея неосуществимая — степные лошади почти что дикие, у них нюх получше, чем у собаки. Вражину или хищника учуят сразу и дадут знать хозяину.