Багровые ковыли
Шрифт:
Но клейма и ярлычки на эти чемоданы, саквояжи и дорожные сундучки, конечно, ставились или нашивались европейские, знатные.
Сейчас оба искусника, Суров и Башкатин, сидели верхом на особых козлах с тисками, как на лошадях, и делали заготовки, размечали будущий саквояжик. Начали работу с приговорки: «Шорник – полковник, портной – майор, а сапожник – коль грязь, так князь, а коль сухо, так хоть бей в ухо – не нужон!»
Обрезав зажатые в деревянные тиски куски кожи косыми топмессерами, сверились с лекалом.
– Хоть бы и чертеж, а не пойдет, коль кривой нож…
– Выкройка в самый раз, да в дугу, коль кривой глаз…
Отширфовали кожу – утончили ее особым, наподобие рубанка, инструментом. Раскроили
Соединяя листки кожи, они делали шов таким, что внутри образовывалась как бы рулька, тоненькая такая колбаска, которую они заполняли бриллиантиками.
– С годами шитье, а по молодости битье…
– С малых лет драть, чтоб потом не голодать…
Корявые, заскорузлые, изрезанные ножами и исколотые иглами пальцы, на вид такие грубые и неповоротливые, точно и тонко делали свою работу.
Мастера обшили кожей деревянные планки, образующие закрывающийся верх саквояжа с замочком. И планки эти, заранее заготовленные, тоже были с крохотным продувным отверстием, куда затолкали самые мелкие бриллианты. И даже в ручки саквояжа, сшитые из нескольких слоев кожи, поместили драгоценные камни.
Затем отлакировали и обсушили лак под густой струей теплого воздуха, который давал установленный у печурки вентилятор. Затем еще раз отлакировали и опять просушили…
– Тот неуч, кого бьют один раз. Раз пяток – уже мастерок.
– У кого спешка, у того кривая мережка…
Дня через три два саквояжа были почти готовы. Теперь их предстояло «обстарить» – протереть кирпичным порошком, чтоб не блестели, как новенькие, и не бросались в глаза, сделать кое-где на лаке проплешины, ручки обработать так, чтобы оставался как бы след от многочисленных хватаний и переноски. Затем снова обсушить под вентилятором, чтоб сбить еще не выветрившийся запах свежей кожи и лака.
Наконец саквояжи окончательно смастерили: один – для Старцева, другой – для его попутчика. Они хоть и походили друг на друга, но были разные, и разницу эту знали только те, кому положено. Потому что в одном саквояже с маркой «Буже» были бриллианты, а во втором, «Роули», никаких драгоценностей не было, и лежать в нем должны были только дорожные принадлежности.
Это для того, чтобы охотник за саквояжем, если такой найдется, погнался бы за двумя зайцами. В критическом случае охотнику следовало оставить «пустой» саквояж.
А в саквояж с бриллиантами положат еще и сто тысяч франков. На нужды Красного Креста, с тем чтобы отвезти эти деньги в банкирский дом «Жданов и К°». Это официальное объяснение. А неофициальное… если в случае каких-либо неприятностей на границе или в полиции – Франция зла за невыплаченные царские долги – деньги отберут (сумма-то немалая), то о спрятанных подлинных ценностях вряд ли догадаются и дорожную сумку вернут.
Опыт подпольных перевозок у бывших царских нелегалов туда, где все еще изнывают под гнетом пролетарии, был большой… Святой порыв! Но как достичь святой цели без хитроумия и обмана?
…В портновских мастерских клуба ВЧК на Большой Лубянке, 13, Старцева и Бушкина обшили. Обувь, шляпы, перчатки и прочую мелочь подобрали среди реквизированных вещей. Не очень модно, но добротно. Так, как и должно быть у респектабельных людей, приезжающих из красной России.
В номере «Лоскутки», одевшись, Иван Платонович и Алексей взглянули друг на друга и расхохотались. Буржуи недорезанные!
Приехал инструктор и стал обучать посланцев Красного Креста,
Проводить их из гостиницы на Николаевский вокзал приехал сам Свердлов. Туда же доставили и саквояжи. Проверили, хорошо ли курьеры отличают один саквояж от другого. Это необходимо на случай опасности, чтобы сразу же, быстро, навскидку поменяться. Или оставить пустой саквояж.
Вениамин Михайлович, поразмыслив, сказал:
– Номер один пусть будет у Ивана Платоновича. С точки зрения таможенников молодой человек больше подходит для перевозки ценностей. Поэтому Бушкин будет ехать с пустышкой…
Посидели на дорожку. Старцев чуть не всплакнул. Интеллигентская привычка. Почти как у героев «Вишневого сада», в котором не удалось сыграть Бушкину. Да и было от чего Ивану Платоновичу пригорюниться. О Наташе ничего не известно. Кольцов тоже куда-то сгинул. Гохран и ставших ему дорогими людей он оставляет в состоянии тревоги и неопределенности. Надежда лишь на то, что Вениамин Михайлович не даст их в обиду [40] .
– Ну пора! Европа заждалась!
…В тот же день Свердлов послал в Париж шифрованную телеграмму одному из своих законспирированных агентов о том, что «груз» отбыл, где конкретно и когда встречать курьеров и какую надобно организовать охрану.
40
Увы, Юровскому удалось встретиться с Лениным и убедить его в том, что в Гохране происходят хищения и саботаж. Сохранилась запись беседы. Ленин поручил А. Альскому и Т. Бокию, члену коллегии ВЧК, строго наказать виновных. Дело строилось на основании фальсифицированных данных и показаниях Юровского. Военная (!) коллегия Верховного трибунала о главе с Ульрихом приговорила Левицкого и еще 35 работников Гохрана к различным срокам тюремного заключения (лагерей). 19 человек, в том числе Шелехес и Пожамчи, были приговорены к расстрелу. Шелехеса не смог спасти даже брат. По сути, это был первый фальсифицированный процесс над интеллигенцией (предвосхитивший «Дело Промпартии» и пр.) Известный писатель Ю. Семенов написал об этом деле роман «Бриллианты для диктатуры пролетариата», пользуясь, к сожалению, все теми же фальсифицированными документами. Что касается Я. Юровского, то его судьба все же не задалась. Он продолжал писать доносы на имя Ленина и Троцкого, «разоблачая» новых работников Гохрана и надеясь, что его наконец поощрят. Заболел нервным расстройством, лечился в клинике. Был назначен заместителем директора завода «Красный богатырь», но не справился с обязанностями. Служил директором Политехнического музея (с начальным-то образованием), далее следы его теряются. Но «Дело Гохрана» осталось на его совести, так же как и уничтожение семьи последнего русского императора.
Глава девятая
От Стамбула до Марселя расстояние небольшое. Комфортабельный и быстроходный «Великий князь Константин Павлович» мог покрыть его за трое-четверо суток. Но Щукины, а вместе с ними и Степан добирались до берегов Франции более трех недель.
Уже на выходе из Дарданелл в Эгейское море, когда к борту парохода почти вплотную приблизились плоские и скучные берега Малой Азии, Николай Григорьевич вспомнил, что именно здесь находилась цветущая, утопающая в садах Троя. Долгое время она считалась легендой, пока ее не отыскал немецко-российский купец Генрих Шлиман.