Багровые реки
Шрифт:
— Это моя мать, — шепнул священник. — Она давно не убирает. Все перепачкала своим вареньем. — И он почесал лохматую голову. — Совсем рехнулась, только и ест что варенье.
В комнате царил хаос. Со стен свисали лоскутья самоклеющейся пленки, имитации дерева, кафеля или ткани. В соседнем помещении валялись в беспорядке желтые коврики, явно вырезанные бритвой из старого паласа, а на диване подушки кошмарных цветов — жалкая карикатура на гостиную. Садовые инструменты были разбросаны прямо на полу. Через другую дверь виднелась еще одна комната — незастеленная
Священник направился в гостиную. По пути его шатнуло, но он все же устоял на ногах. Карим сказал:
— Налейте-ка себе выпить, отче. Так дело быстрей пойдет.
Кюре обернулся и бросил враждебный взгляд на гостя.
— Посмотрите лучше на себя, сын мой. Вы весь дрожите.
Карим с трудом перевел дыхание. Он и впрямь еще не оправился от шока. После бурной сцены у фотографа он никак не мог собраться с мыслями и двигался точно во сне. Голова у него гудела, сердце бешено колотилось. Он машинально вытер лицо рукавом, как мальчишки вытирают сопли.
Священник наполнил стакан.
— Вам налить? — спросил он с ехидной улыбкой.
— Я не пью.
Кюре хлебнул из стакана. Его бескровное лицо слегка порозовело, глаза ярко заблестели. Он язвительно хихикнул:
— Что, ислам не дозволяет?
— Нет. Хочу сохранить ясную голову для работы, вот и все.
Кюре поднял стакан.
— Ну, тогда за вашу работу!
Карим заметил, что по коридору бродит мать священника. Сутулая, почти горбатая, она шмыгала взад-вперед, прижимая к груди банку варенья. Он подумал о вскрытом склепе, о скинах, о монахине, купившей школьные фотографии… а теперь вот еще эта парочка призраков! Он словно открыл ящик Пандоры, и оттуда вылетел целый сонм кошмаров, которым не было конца.
Священник перехватил его взгляд.
— Оставьте это, сын мой, не обращайте внимания. — И он уселся на один из потрепанных диванов. — Я вас слушаю.
Карим мягко поднял руку.
— Во-первых, одна просьба: не называйте меня, пожалуйста, «сын мой».
— Вы правы, — ответил кюре, ухмыляясь. — Что поделаешь — профессиональная привычка.
И он снова глотнул вина, иронически глядя на своего собеседника. Теперь он держался вполне уверенно.
— Так какое же дело вы расследуете?
Карим удовлетворенно подумал: он еще не знает об осквернении могилы. Значит, Крозье удалось сохранить этот случай в тайне.
— Извините, этого я вам сообщить не могу. Скажу только, что я ищу один монастырь. В окрестностях Сарзака и Каора. Или еще где-нибудь в этом регионе. Я рассчитываю на вашу помощь.
— А какая конгрегация?
— Не знаю.
Кюре снова наполнил стакан. Темное вино играло разноцветными бликами.
— Здесь у нас их немало, — и он хихикнул. — Наш район располагает к уединению…
— Так сколько же точно?
— В одном только нашем департаменте не меньше дюжины.
Карим быстро прикинул в уме: посещение монастырей, наверняка рассеянных по всей округе, займет у него целый день, если не
Священник встал и начал рыться в шкафу. «Ага вот оно!» И он принялся листать нечто вроде справочника с плотными, как в Библии, страницами. Мать кюре вошла в комнату и направилась прямиком к бутылке. Она налила себе вина, даже не взглянув на Карима. Ее глаза были устремлены только к сыну. Глаза хищной птицы, горящие злобой и ненавистью. Священник приказал, не отрываясь от книги:
— Оставь нас, мама.
Старуха не ответила. Она вцепилась обеими руками в стакан. Пальцы у нее были костлявые, страшные. Внезапно она уставилась на Карима и пронзительно взвизгнула:
— Кто вы?
— Я сказал, оставь нас! — И священник подошел к сыщику. — Вот, я тут пометил десять монастырей, записывайте, если хотите… Но они расположены довольно далеко друг от друга…
Карим пробежал глазами страницы. Названия некоторых деревень были ему смутно знакомы. Вынув блокнот, он старательно записал адреса.
— Кто вы? — опять выкрикнула старуха.
— Иди к себе в комнату, мама! — приказал священник. И обратился к Кариму: — Что вы все-таки ищете? Может быть, я смогу вам помочь…
Карим пристально взглянул ему в глаза.
— Я ищу одну монашку. Монахиню, которая интересуется фотографиями.
— Какими именно фотографиями?
Карим успел заметить огонек, на мгновение вспыхнувший в глазах кюре.
— А вы уже слыхали о чем-нибудь подобном?
Священник почесал в затылке.
— Я… нет.
— Сколько вам лет?
— Мне? А почему, собственно… Ну, двадцать пять.
Мать снова налила себе вина, жадно вслушиваясь в разговор. Карим продолжал:
— Вы родились в Сарзаке?
— Да.
— И учились в здешней школе?
— Да, в начальной. А потом я поступил на…
— В какой школе? Жана Жореса?
— Да, но…
Какое совпадение! И вдруг Карима осенило:
— Она ведь приходила сюда?
— Кто?
— Монашка. Та, которую я ищу… Она приходила сюда, чтобы купить у вас фотографии. Господи боже! Значит, она побывала во всех домах, где хранились эти фотографии, и все их скупила. Вы ведь учились в одном классе с Жюдом Итэро? Говорит вам что-нибудь это имя?
Священник побледнел как смерть.
— Я… Что вы от меня хотите?.. Я ничего не понимаю…
Рядом пронзительно завопила мать:
— Что это еще за история?
Карим с силой провел руками по лицу, словно хотел стереть собственные черты.
— Давайте начнем с начала. Если вы пошли в школу в семь лет, то в восемьдесят втором году должны были учиться во втором классе, верно?
— Но с тех пор прошло пятнадцать лет!
— А в первом классе — в восемьдесят первом году!
Священник испуганно съежился. Его пальцы судорожно вцепились в спинку стула. Руки, несмотря на молодость кюре, походили на руки его матери — такие же иссохшие, старческие, с узловатыми синими венами.