Бал. Жар крови
Шрифт:
Немного погодя госпожа Кампф вошла в классную комнату, держа в руке приготовленный пакет с приглашениями.
— Ты после полдника идешь на урок музыки, Антуанетта? Передашь Изабель ее конверт, а остальное вы отнесете на почту, мисс.
— Yes,миссис Кампф.
На почте было много народу. Мисс Бетти взглянула на часы:
— Ах… У нас нет времени, мы опоздаем, лучше я зайду на почту во время вашего урока, моя милочка, — проговорила она, отводя глаза. Ее щеки казались еще более румяными, чем обычно. — Вам… вам ведь все равно, не так ли, моя дорогая?
— Да, — пробормотала
Больше она ничего не сказала, но когда мисс Бетти, советуя ей поторопиться, оставила ее перед домом, где жила мадемуазель Изабель, Антуанетта выждала несколько минут, скрывшись в проеме ворот и наблюдая. Гувернантка подбежала к стоявшему на углу такси. Машина проехала рядом с Антуанеттой, которая, привстав на цыпочки от любопытства, боязливо заглянула внутрь. Но ничего не увидела. Какое-то время она стояла неподвижно, провожая взглядом удалявшуюся машину.
«Я уверена, что у нее есть любовник… Сейчас они наверняка целуются, как в романах… Может, он говорит ей: „Я тебя люблю…“ А она? Неужели она… его любовница?» — думала Антуанетта, испытывая смущение и глубокое отвращение: мисс свободна, может остаться наедине с мужчиной… Как она счастлива… Они, разумеется, поедут в Булонский лес. «Хорошо бы, если бы мама их увидела… Ах! Вот было бы здорово! — бормотала девочка, сжимая кулаки. — Но нет, влюбленным сопутствует удача… Они счастливы, они вместе, они целуются… Весь свет полон влюбленных мужчин и женщин… Почему же мне не везет?»
С ненавистью взглянув на свой болтающийся на локте ранец, она вздохнула, медленно повернулась и пересекла двор. Она все-таки опоздала. Мадемуазель Изабель сказала: «Тебя так и не научили, Антуанетта, что пунктуальность — это первейшая обязанность хорошо воспитанного ребенка по отношению к его учителям?»
«Какая она тупая, старая, страшная…» — думала Антуанетта в отчаянии.
А вслух она подробно объяснила:
— Добрый день, мадемуазель, меня мама задержала. Я не виновата. Она просила передать вам это…
Протягивая конверт, она добавила в порыве вдохновения:
— И она просила, чтобы вы меня отпустили на пять минут раньше обычного…
Таким образом, она сможет увидеть мисс с ее приятелем.
Но мадемуазель Изабель не слушала. Она читала приглашение госпожи Кампф.
Антуанетта заметила, как внезапно покраснели ее сухие землистые щеки.
— Что? Бал? Твоя мама дает бал?
Она снова и снова вертела открытку в руках, затем украдкой провела ею по тыльной стороне руки. Выгравировано приглашение или просто напечатано? Разница составляет по крайней мере сорок франков… Она сразу же ощутила гравировку… С досадой пожала плечами. Эти Кампфы всегда отличались безумным тщеславием и расточительностью… В свое время, когда Розина работала в Парижском банке (и это было не так уж давно, ей-богу!), она тратила весь свой месячный оклад на туалеты… Носила шелковое белье… Каждую неделю новые перчатки… Но она, видимо, посещала дома свиданий… Только таким особам и везет… А другим…
С горечью она прошептала:
— Твоей матери всегда везло…
«Она в бешенстве», — решила Антуанетта. И с лукавой гримасой спросила:
— Так вы точно придете, да?
— Скажу лишь, что я сделаю для этого все возможное, потому что мне действительно хочется увидеть твою маму, — ответила мадемуазель Изабель. — Но, с другой стороны, я еще не знаю, смогу ли я… Мои друзья, родители одного ученика — Гросы (Аристид Грос — бывший директор компании, твой отец наверняка о нем слышал), я их знаю много лет — пригласили меня в театр, и я им обещала, понимаешь?.. Но я постараюсь это уладить, — заключила она без дальнейших уточнений. — В любом случае, скажи маме, что я с огромным удовольствием проведу у нее вечер…
— Хорошо, мадемуазель.
— Ну а теперь за работу. Давай, садись…
Медленно Антуанетта придвинула к пианино табурет. Его плюшевое сиденье настолько врезалось ей в память, что она и с закрытыми глазами видела все его пятна и дырки… Она начала с гамм. С угрюмым видом она не отрывала глаз от желтой вазы на камине, покрытой пылью… Никогда в ней не стоял ни один цветочек… А эти отвратительные, украшенные ракушками коробочки на этажерке?.. Как все это некрасиво, убого и тоскливо, как и вся эта темная квартирка, куда ее отправляли уже много лет подряд!..
Пока мадемуазель расставляла партитуры, Антуанетта украдкой повернулась к окну… (В Булонском лесу, должно быть, так чудесно сейчас, в сумерках, среди голых хрупких зимних деревьев под жемчужно-белым небом…) Три раза в неделю, каждую неделю, уже шесть лет… Неужели это будет длиться до самой ее смерти?
— Антуанетта, Антуанетта, как ты держишь руки? Еще раз сыграй, прошу тебя… А много будет народу у твоей мамы?
— Кажется, мама пригласила человек двести.
— Вот как! Она полагает, что у нее достаточно места? Она не думает, что будет жарко, что будет слишком тесно? Играй громче, Антуанетта, энергичнее. У тебя левая рука совсем вялая, милочка… Эту гамму приготовишь к следующему уроку, и еще упражнение № 18 из третьей тетради Черного…
Гаммы, упражнения… На протяжении многих месяцев: «Смерть Осе» [15] , «Песни без слов» Мендельсона, баркарола из «Сказок Гофмана»… И под ее негибкими, неумелыми пальцами все это сливалось в бесформенную, оглушительную какофонию…
Мадемуазель Изабель громко отбивала ритм свернутой в трубочку нотной тетрадью.
— Почему ты так сильно давишь на клавиши? Стаккато, стаккато… Ты думаешь, я не вижу, как ты держишь безымянный палец и мизинец? Двести человек, говоришь? Ты их всех знаешь?
15
«Смерть Осе» — отрывок из сюиты Эдварда Грига «Пер Гюнт» (1876).
— Нет.
— А твоя мама собирается надеть новое розовое платье от Преме?
— Не знаю…
— А ты? Ты будешь присутствовать на балу, я полагаю? Ты ведь уже большая!
— Не знаю, — снова прошептала Антуанетта, болезненно содрогнувшись.
— Живее, живее… Вот в каком темпе это надо играть… Раз-два, раз-два, раз-два… Давай же, ты что, спишь, Антуанетта? Сюиту, девочка моя…
Сюиту… Этот отрывок, испещренный диезами, о которые все время спотыкаешься… В соседней квартире плачет ребенок… Мадемуазель Изабель зажигает лампу… Снаружи небо потемнело, поблекло… Настенные часы бьют четыре… Еще один час потерян, канул, просочился сквозь пальцы как вода… «Как бы я хотела уехать далеко-далеко или же умереть…»