Баллада о кулаке (сборник)
Шрифт:
— Если я стану отдыхать, мой срок не будет зачтен, а то и продлить могут! Нет, уж лучше честно отмучиться — и на новое перерождение! Авось больше повезет... Так вы раздуете жаровню?
— Ну, если вы настаиваете. — И судья принялся старательно выполнять просьбу сознательного грешника.
— Да-да, — комментировал пытуемый сверху, — еще немного... ой-ой-ой!.. да, вот так, хватит... ай!.. ну, теперь в самый раз... ух-х-х!.. Благодарю вас!
Судья Бао в ответ молча поклонился и хотел было отправиться дальше, когда из багрового тумана вынырнул рогатый чертяка с татуированным языком до пояса.
— Где ты шляешься, бездельник?! — набросился на него подвешенный на дыбе человек. — Жаровня еле тлеет, и если бы не безграничная любезность этого достойного господина...
Черт взглянул на судью Бао и, увидев его одежду и табличку из слоновой кости, поспешил бухнуться на колени.
— Да простит меня, недостойного, высокочтимый булан, но я отлучился всего на минутку, дабы промочить горло глотком пива — сами видите, какая здесь жара! Понятное дело, грешники должны мучиться, да только бедному черту от этого не легче, когда горло пересыхает и уже нет никаких сил раздувать проклятую жаровню... Впредь не повторится!
Судья Бао едва не начал отчитывать палача-лентяя, но передумал, погладил табличку и решил закончить на этом свой обход ада.
Через день (вернее, через ночь) в канцелярию тигроглавого заявились два совершенно одинаковых черта-лоча, очень похожие на Ли Иньбу, но поменьше, и принялись за работу.
И не где-нибудь, а в недавно отгороженной ширмой дальней части канцелярии, специально отведенной теперь под личный кабинет судьи Бао.
Взобравшись на принесенный с собой стол черного дерева, они принялись что-то рисовать на стене извлеченными прямо из воздуха кисточками.
— В чем дело? — осведомился судья, еще не решивший для себя, как ему воспринимать сие вторжение.
— По приказу великого Янь-вана рисуем для вас Недремлющее Око, высокоуважаемый сянъигун! — ответил, не прерывая работы, один из чертей. — Владыка в своей несказанной милости решил облегчить ваш труд и дарит вам возможность наблюдать за любой частью Преисподней и ее окрестностей, не выходя из кабинета.
— Передайте Владыке мою безмерную благодарность, — пробормотал выездной следователь и поспешил нырнуть в стену.
Когда судья вернулся после обхода, на стене красовался огромный глаз. Судья невольно залюбовался искусно выполненным изображением, отметив, правда, что глаз получился не вполне человеческий или даже вполне нечеловеческий...
И сам не заметил, как проснулся.
— ...О, наконец-то вы проснулись, мой господин! Уж мы ночью будили вас, будили...
— Зачем вы меня будили? Да еще ночью? — Судья Бао недоуменно моргал заспанными глазами, с трудом понимая, что говорит его младшая жена.
— Так ведь шум в городе был! Крики, грохот, потом пожар где-то занялся, но вроде потушили. Мы испугались, пробовали вас растолкать...
— Ну а теперь что? — широко зевнул судья Бао, не проявив особого интереса к столь волнующему рассказу.
— Да тихо все, улеглось, — смешавшись, пролепетала младшая жена.
— Раз улеглось, давайте завтрак. Мне скоро на службу, — добродушно потянулся судья, и младшая жена поспешила выполнять приказание.
Однако спокойно позавтракать выездному следователю не дали.
Едва он уселся за стол, ловя носом дразнящий запах жаренного в сметане карпа, как в ворота раздался настолько громкий и непочтительный стук, что выездной следователь чуть ли не со свистом вылетел во двор, пылая праведным гневом и намереваясь лично разобраться с нарушителем спокойствия.
Каково же было удивление судьи Бао и привратника Ли, когда в приоткрытые ворота просунулась умиротворенная ослиная морда, оглядела двор, довольно оскалилась крепкими зубами и, оглушительно проорав ослиное приветствие: «И-а!» — скрылась обратно.
В следующее мгновение створки сами собой открылись шире, хотя выездной следователь мог бы поклясться, что Ли не прикасался к ним, — и вот знакомый ослик Лань Даосина уже стоит посреди двора, чудом проскользнув мимо бдительного привратника.
Склонив голову набок, ослик окинул судью оценивающим взглядом и, видимо, удовлетворившись осмотром, не спеша повернулся к нему задом, выразительно помахав хвостом.
Опешивший от такой наглости судья увидел, что к хвосту ослика розовой ленточкой привязан листок мятой бумаги.
Послания судье Бао доставляли всякими способами, зачастую весьма необычными, но ТАКОГО в его практике еще не случалось!
Тем не менее судья быстро пришел в себя и поспешил отвязать записку от ослиного хвоста.
Писавший явно торопился, иероглифы ложились на бумагу неровно, да и сама бумага оставляла желать лучшего, так что выездной следователь с некоторым усилием разобрал:
«Меня пытались арестовать. Тебе тоже грозит опасность. Срочно уезжай из Нинго вместе с семьей.
Твой друг Лань».
«Пытались — значит, все-таки не арестовали», — отметил судья.
Но кто и за что пытался арестовать безобидного отшельника, который вообще никогда не лез в мирские дела?
Выездной следователь терялся в догадках, стоя посреди двора, и пока не спешил последовать совету своего друга.
Он даже не заметил, куда исчез ослик-гонец: вот только что стоял он задом к судье и помахивал хвостом — и вот его уж нет, а совершенно сбитый с толку Ли закрывает створки ворот.
Впрочем, полностью закрыть ворота слуге не довелось: на улице послышался быстро приближающийся грохот колес, и во двор влетела повозка.