Баллада о кулаке (сборник)
Шрифт:
Мы пели.
А потом мой мальчик выдохся — и верьте или не верьте, но я сочинил песню.
— «Легенда о кулаке», — громко объявили мы, и мой мальчик принялся переводить с моего на местный.
Шел монах за подаяньем, Нес в руках горшок с геранью, В сумке сутру махаянью И на шее пять прыщей. Повстречался с пьяной дрянью, Тот облил монаха бранью, Отобрал горшок с геранью И оставил без вещей.— Еще! — восторженно требовали сельчане, хотя в переводе песня сильно проигрывала оригиналу. И мы дали еще:
И стоит монах весь драный, И болят на сердце раны, И щемит от горя прана, И в желудке — ничего. И теперь в одежде рваной Не добраться до Нирваны Из-за пьяного болвана, Хинаяна мать его! И монах решил покамест Обратиться к Бодхидхарме, Чтоб пожалиться пахану На злосчастную судьбу, И сказать, что если Дхарма Не спасет его от хама, То видал он эту карму В черном поясе в гробу!Мы шли по Поднебесной, а слава «Легенды о кулаке» бежала впереди нас. Я был ужасно горд, мальчик изощрялся в аккордах (мы купили новый цин!), и при каждом очередном исполнении мы изо всех сил старались превзойти прошлое:
И сказал Дамо: — Монахи! Ни к чему нам охи-ахи, А нужны руками махи Тем, кто с ними незнаком. Пусть дрожат злодеи в страхе, Мажут сопли по рубахе, Кончат жизнь они на плахе Под буддистским кулаком! Патриархи в потных рясах — Хватит дрыхнуть на матрасах, Эй, бритоголовых массы, Все вставайте, от и до! Тот, чья морда станет красной, Станет красным не напрасно, Не от водки и от мяса, А от праведных трудов!Один раз нас даже пригласили к правителю уезда. Вкус у последнего был невзыскательный, и пришлось польстить его патриотизму:
Лупит палкой тощий старец, Восемь тигров, девять пьяниц, Эй, засранец-иностранец, Приезжай в наш монастырь! Выкинь свой дорожный ранец, Подключайся в общий танец, Треснись, варвар, лбом о сланец, Выйди в стойку и застынь! У кого духовный голод, Входит в образ богомола И дуэтом или соло Точит острые ножи, Кто душой и телом молод, Тот хватает серп и молот, Враг зарезан, враг расколот, Враг бежит, бежит, бежит!Я и мой мальчик шли по Поднебесной.
Шел монах за подаяньем, Нес в руках горшок с геранью, В сумке — палку с острой гранью, Цеп трехзвенный и клевец. Повстречался с пьяной дрянью, Ухватил за шею дланью, Оторвал башку баранью — Тут и сказочке конец!Финал неизменно встречался взрывом восторга. Любопытные люди, эти ханьцы...
часть шестая
ШАОЛИНЬ ДОЛЖЕН БЫТЬ РАЗРУШЕН
Воинское искусство — это важное государственное дело, основа рождения и гибели, путь жизни и смерти, и его нельзя не изучать.
Глава одиннадцатая
Лошадь испуганно заржала, кося недоверчивым лиловым глазом, и мальчишка поспешил отойти в сторонку — еще лягнет копытом, с нее станется!
— Это что за город? — Оборвыш поправил котомку, откуда торчал гриф восьмиструнного цина, весь в облупившемся лаке, и повернулся к заржавшему почище лошади конюху.
— Тунцзин, — булькнул конюх, всласть отсмеявшись над пугливым пареньком. — Тоже скажешь — город! Крепостца окраинная...
— А почему столько солдат? — Мальчишка попался на редкость любопытный.
— А потому, что кончается на «У»! — И конюх снова заклокотал горлом.
— Для кого кончается, — с достоинством ответил юный бродяга, — а для меня только начинается. И подсказывает, что это — войска генерала Чи Шу-чжао по прозвищу Стальной Хребет. А еще подсказывает, что ты в следующей жизни непременно будешь драным мерином. Готовься, учись ржать. — С этими словами он проследовал мимо обалдевшего конюха к ближайшему костру, на котором солдаты как раз готовили свой нехитрый ужин.
Подойдя, мальчишка молча уселся на единственное свободное место и под обстрелом недоуменных взглядов извлек из котомки цин.
— «Легенда о кулаке», — во всеуслышание объявил он и, выдержав паузу, заставил струны весело вскрикнуть, подобно певичке, ухваченной за ляжку богатым гостем.
Солдаты придвинулись поближе, и мальчик запел.
Со всех сторон к костру уже спешили заинтересованные слушатели, кто-то тугоухий спрашивал у стоявших рядом, что за песню поет удивительный пришелец. Те принимались объяснять, на них шикали, грозя надавать тумаков, — а мальчик пел, и даже самые тупые и лишенные слуха наконец поняли, что это — знаменитая «Легенда о кулаке», а оборвыш с цином... Яшмовый Владыка, неужели он — именно тот, кому приписывается авторство песни?! Глядите, а ведь точно — все приметы сходятся!
И когда в финале монах наконец доблестно оторвал «башку баранью», последовал взрыв одобрительного хохота, а солдат, помешивавший в котелке аппетитно пахнущее варево, щедро насыпал в плошку добрую горку риса с прожилками говядины.
— Ешь, парень, заработал! — Кашевар, протягивая еду, одобрительно хлопнул мальчишку по плечу. — Неужто сам сочинил?
— Угу, — кивнул мальчишка, уплетая рис за обе щеки,
— Ну да! — не поверил молодой пехотинец с мосластыми руками-оглоблями, нелепо торчащими из куцых рукавов. — А где ж тогда еще один куплет?