Баллады о Боре-Робингуде: Паладины и сарацины
Шрифт:
82
В капитанской каюте «Крестоносца» — рабочее совещание; помимо Арчера и брата Иеремии в нем участвуют еще двое «серых» — квадратный мужик с армейской стрижкой и длинный худой парень в очках-хамелеонах. Парень как раз заканчивает свой доклад, демонстрируя Арчеру, как обращаться с хитрым дистанционным пультом:
— …Мы перемонтировали систему запуска ракеты так, как ты велел, брат Иезекииль. Пульт инициируется отпечатком большого пальца — вот на этой панели, и после этого заблокировать его работу уже невозможно. Непосредственно пуск следует после одновременного нажатия этих двух кнопок.
— Ты абсолютно уверен, брат Захария , что все русские
— Абсолютно уверен, брат Иезекииль. «Гранит» — тактическая ракета, так что запускается она не с президентского «ядерного чемоданчика»; вот тогда и вправду могли бы возникнуть проблемы — самоподрыв там, и всё такое, а так… Всё было не слишком сложно.
— А новая навигационная программа? Ручаешься, что она не перепутает Черный камень с каким-нибудь там «Черным Обелиском» — вроде как «Томагавки» в югославскую кампанию путали Софию с Белградом?
— Ручаюсь головой, брат Иезекииль… И кстати — насчет того, что «всё было не слишком сложно»: думаю, вам стоит об этом знать, братья, — электронщик явно пребывает в сомнении — не лезет ли он тут не в свои дела, нарушая субординацию, но в конце концов оставляет свои колебания. — Дело в том, что самые сложные и надежные из систем блокировки, те, с которыми мы могли бы провозиться дольше всего, были просто отключены, с самого начала. Если бы это не было совершенно невероятно, я бы сказал, что русские сознательно облегчили задачу тем, кто может завладеть этой их ракетой. Мы сперва решили, что это какая-то ловушка, но — нет; или это совершенно сверхъестественная небрежность, или…
— Пути Господни неисповедимы, брат Захария, и для воплощения замыслов своих может Он использовать и глупость еретиков, и их собственные хитрости. А что у твоих людей, брат Малахия?
— Монтаж «шахты» полностью завершен, — рапортует квадратный. — Поскольку само судно нам беречь ни к чему, запускать будем прямо из трюма, через палубный грузовой люк. Личный состав… виноват, братия… к тому времени переберется на «зодиаки», и оттуда, с дистанционного пульта, подадут команду на пуск.
— Все системы ракеты в рабочем состоянии и готовы к пуску? Ручаешься головой, брат Малахия?
— Ручаюсь, брат Иезекииль. У меня, кстати, то же самое впечатление, что и у брата Захарии — ракета была в идеальном состоянии, как будто бы русские загодя подготовили ее к запуску. Ох, не верю я, что ее тайком вытащили с затонувшей субмарины…
— Сейчас это уже не важно, — подводит черту Арчер. — Иными словами, братья, ракету можно запускать хоть прямо сейчас? — (оба серых эксперта решительно кивают: да, можно). — Значит, я прикладываю большой палец к панели пульта, и…
— Прошу простить, брат Иезекииль, — почтительно возражает электронщик-Захария, — но только палец должен приложить не ты, а брат Иеремия…
— Вот как? — Арчер улыбается, но зрачки, вперившиеся в переносицу электронщика, смахивают на то самое дуло двадцать второго калибра.
— Когда они программировали пульт, — вступает в разговор Иеремия, — ты был запершись там, внизу… спасал душу заблудшего брата Ионы; ты же сам распорядился не отвлекать тебя, ни под каким видом, а дело было срочное — вот братья и воспользовались моими пальчиками … Или тебе непременно хочется сделать ЭТО самолично?
— Гордыня есть смертный грех, брат Иеремия, — горько качает головой Арчер. — Как мог ты подумать такое? Носи впредь этот пульт, брат, и не выпускай его из рук ни на миг — ты ведь теперь ценнее всех нас, вместе взятых… И кстати — о заблудшем брате нашем, Ионе! Распорядись построить братию на палубе, всех до единого.
83
Арчер-Иезекиль, сопутствуемый братом Иеремией, озирает с высоты спардека шеренгу внимающих ему серых братьев — в числе пары десятков, — выстроившихся на юте «Крестоносца»:
— Близок уже час завершения Служения
При этих словах, по знаку брата Иеремии, двое серых проволакивают по палубе, оставляя кровяную дорожку, тело давешнего незадачливого агента и останавливаются — стой, раз-два! — у самого борта; самое ужасное, что бедняга, похоже, еще жив…
— Брат Иона, — скорбным тоном возвещает Арчер, — сам покаялся в прегрешениях своих, и поведал мне, яко исповеднику, что работал он на Правительство Соединенных Штатов, осведомляя то порождение ехиднино о замыслах братиев. Искупая грехи свои, сообщил он, под моим присмотром, земному хозяину своему ложные сведения о замыслах и поступках наших, и сие было хорошо — ибо всякое обстоятельство способен обратить Господь на пользу истинным чадам своим. Далее же поведал он, — (многозначительная пауза), — что не одного его прельстил Диавол, и есть на борту еще один оборотень, но имени его он не знает… И поверил я, что не знает он того имени — ибо истинным и глубоким было раскаяние его! И теперь вот обращаюсь я к тому, второму, Иуде, затаившемуся среди нас: покайся, пока не поздно, заблудший брат наш — ибо безгранично милосердие Господне! Спаси душу свою, как спас ее брат Иона — коего Господь повелевает нам наказать за грехи его с возможною кротостию, без пролития крови, — и завершает сию тираду, пробормотав вполголоса себе под нос:
— Благо место у нас тут уже прикормленное …
Место прикормленное, точно: вокруг судна неторопливо и обстоятельно нарезают кругами океанскую гладь три акульих плавника, которые тут же метнулись к сброшенному с борта человеку точь-в-точь, как уклейки-верхоплавки — к упавшей на поверхность омутка мушке. Вот и всё:
Красное море, акулья уха …
Однако не менее драматические события происходят тем временем и на спардеке. Пользуясь тем, что всеобщее внимание всецело поглощено акульим пиршеством за бортом, Арчер плавно-стремительным кошачьим движением смещается за спину своего напарника; автогеновый высверк ножа-выкидухи, неведомо откуда возникшего в его руке, поражает брата Иеремию в поясницу, в область почек. При таком ударе мгновенно возникает парализующий болевой шок, не дающий раненому даже закричать (часовых снимают именно так), оттого-то беззвучной возней на спардеке так и не успел заинтересоваться никто из столпившихся снизу, у борта, серых. Обернувшись же на оклик: «Алло, парни!» они обнаруживают, что Чарльз Эйч Арчер, брат Иезекииль, высится над ними в гордом одиночестве, а в обеих руках у него — по автомату «Ингрэм», извлеченному из стоящей в ногах матерчатой сумки.
— Алло, парни! — повторяет брат Иезекииль. — Я ведь не шучу: один из вас -цеэрушник, такая вот печаль… Как распознать оборотня, вознамерившегося не дать вострубить Трубам Господним? Есть лишь один надежный способ, братие — и вы его знаете не хуже меня. Во имя Господа!!
— Именем его! — откликается вразнобой ошеломленная, ничего не понимающая толпа серых братьев, и в тот же миг оба автомата Арчера изрыгают огонь. Скорострельность у «Ингрэма» совершенно чудовищная, так что толпу на юте выкашивает в самом буквальном смысле этого слова; бежать вперед, навстречу свинцовому вихрю, не решается никто, искать спасение за бортом — в столь прикормленном месте — тоже; все кончено за считанные секунды. Сменив опустошенные магазины, брат Иезекииль нисходит на палубу, одиночными выстрелами методично добивает всех, кто подает признаки жизни, после чего возвращается на спардек. Извлекает из сумки из-под автоматов шприц с обезболивающим и вводит его мучительно умирающему брату Иеремии.