Баловни судьбы
Шрифт:
Господи боже, до чего же Ханс молодо выглядит! Впрочем, он и сейчас такой же, во всяком случае по сравнению с ней.
Подстрижен очень коротко, чуть не наголо. Хотя десять лет назад короткие волосы были не в моде. Это, скорое, мода пятидесятых годов. В особенности у молодежи тех лет. Большинство школьников с началом летних каникул стриглись почти под ноль.
Она рассматривала узкое лицо Ханса, слегка запавшие щеки, тонкую оправу очков. До чего же юный, черт возьми!
Она подумала о нынешнем Хансе, десять лет спустя. Полудлинные
А как они одевались десять лет назад! Сейчас все совсем иначе.
Она отхлебнула вина и перевернула лист.
Вот они на пирсе в порту, смотрят на море. Видны только их спины. И залив, вода, играющая в закатных лучах солнца. Девять лет назад. Годовщина их свадьбы в Торекове. Это Енс снял их, а они и не подозревали.
На верхней фотографии справа они стоят посреди лужайки и целуются. То же самое лето. На полуострове Бьере. Ханс слегка наклонился, а она приподнялась на цыпочки. Чтобы их губы могли встретиться. Это все Енс. Такой проворный. Ухитрялся снимать их, когда им и в голову не приходило. Но фотография получилась отличная зеленая летняя трава, бабочка, голубое небо и коровы на пригорке.
— А внизу фотография Енса. Такой маленький, худенький мальчик, и всего-то ему девять лет.
Она листала дальше, страницу за страницей. Задержалась на одном снимке. Ханс и она. На двухместном велосипеде на узенькой гравиевой дорожке среди сосен и елей, хохочут в объектив.
Да, надо же было такое придумать! Объехать на велосипеде половину Смоланда. Ночевать в палатке. Но как было здорово! Полная перемена обстановки, полное отключение от обыденной жизни. А Енса тем летом отправили в лагерь. Бойскаутский. В первый и последний раз.
Майя подлила вина и продолжала рассматривать снимки, переворачивая лист за листом.
Господи! — хихикнула она. Разве она не выбросила эту фотографию? Ханс, негодяй, снял ее голой. Конечно, не так уж много тут можно увидеть. И все же...
Она снова хихикнула, подлила вина и зажгла новую сигарету. Взглянула на часы. Скоро Ханс придет из кино. Если никого не встретит.
А вот это снято на Стрегет, в Копенгагене. Как прекрасен был тот уикенд в Копенгагене, в середине февраля! В Химмельсхольме, когда они уезжали, помнится, был снег метровой глубины и десять градусов мороза. А в Мальмё их встретила весна. И, когда они на пароме пересекали Эресунн, было солнце, тепло, чайки, весна. Даже пальто не понадобились. А как чудесно было в Копенгагене! Такие ясные вечера!
Потом они вернулись домой. К двухметровым сугробам и пятнадцати градусам мороза.
А это что за фотография?
Ах, это уже здесь, на балконе. Первое утро в Нюхеме. Три года назад. Первый завтрак на новом балконе.
Этот снимок Ханс сделал камерой с автоспуском. Они сидят в халатах и завтракают. Три стула, а вместо стола перевернутый ящик. Она и Ханс. Вид у них заспанный, будто с похмелья... А Енс смотрит
Какой странный взгляд.
Майя допила вино и хотела долить. Но обнаружила, что бутылка пуста.
Она встала. Ноги плохо слушались. Майя перешагнула порог и через столовую прошла в туалет. Посмотрела на часы. Без четверти десять.
Хансу пора бы уже быть дома...
И Енсу тоже. Можно ли столько тренироваться!
Правда, может быть, он с приятелями.
Она вздохнула.
Так мало у него приятелей, с которыми он мог бы задержаться.
Енс трудно сходится с людьми.
Впрочем, подружка у него есть.
Может, он с ней.
Хотя нет. Не с ней. Не может он быть с ней, потому что она с родителями на западном побережье.
— Господи, до чего же хочется спать, — громко сказали Майя. Спустила воду, поглядела на себя в зеркало и широко зевнула.
— Нет, — сказала она своему отражению. — Надо ложиться спать.
Ханс вернулся в двадцать пять минут одиннадцатого и нашел Майю на кровати. Она спала одетая, лежа на спине и раскинув руки. И храпела.
— Проснись, — сказал он и потряс ее. — Проснись. Надо раздеться и лечь как следует.
Майя что-то пробормотала и повернулась на бок.
— Енс пришел? — спросил он.
Но ответа не получил.
Ханс вздохнул, подошел к двери Енса, постучал и прислушался. Потом заглянул в комнату. Енс лежал в постели и читал.
— Ах, ты дома...
— Угу...
— Что ты читаешь?
— Книгу.
— Как называется?
— «Беспощадная месть».
— А кто автор?
— Микки Спиллейн.
— Интересная?
— Что?
— Книга, говорю, интересная?
— Да... ничего...
— Хм... Долго не читай. Пора спать...
— Мама уже спит.
— Да... спокойной ночи.
— Угу...
— Я сказал «спокойной ночи»...
— Угу... Спокойной ночи.
— Не читай допоздна...
— Не буду.
— А то не выспишься...
— Ладно, не приставай!
— Я не пристаю.
— Пристаешь.
— Я только говорю, чтобы ты не читал слишком долго.
— Слышал. Спокойной ночи!
Ханс бросил на него выразительный взгляд и захлопнул дверь.
Потом прошел в столовую. Дверь на балкон была распахнута. На балконе стоял транзистор и играла музыка. Тут же рядом бутылка из-под вина. Он перевернул ее вниз горлышком. Пустая.
На столе стакан, альбом, уголочки для вклейки фотографий... Он собрал все и унес в комнату.
— Сидит дома и напивается в одиночку, — пробормотал он, опуская бутылку в мусорное ведро. — Старая...
Он вздохнул и покрутил головой. Рассеянно полистал альбом. Замелькали годы. Он поставил альбом на полку и пошел в спальню.
Попытался растолкать Майю.
Но та не желала просыпаться.
Он снова вздохнул. Раздел ее и накрыл одеялом. Хотел было выйти, но задержался, вернулся к кровати, снял с нее одеяло и положил в ногах.