Баловни судьбы
Шрифт:
Но у ночи есть глаза.
Глаза, которые следят за ним.
Глаза, которые наблюдают, которые видят, как он идет домой. Домой.
60
Он бросился бежать. Он бежал изо всей мочи.
Проклятие...
Он бил... бил...
Но вдруг услышал, что кто-то идет. Кто-то может увидеть.
Поэтому он бросился бежать. Со всех ног.
61
Бу
Она стояла на книжной полке. Борг выписал ее по почте.
По вечерам, дома, он обычно слушал полицейскую волну. А иногда и по ночам, лежа с книгой.
Очередной случай нападения, подумал он.
Он только что услышал эту новость.
Надо бы все-таки написать обо всех этих загадочных преступлениях.
Он продолжал читать, а где-то в мозгу вертелась мысль, не позвонить ли Монике.
Но он не позвонил. Прошлый раз, узнав его голос, она просто положила трубку.
62
Енс с головой ушел в бокс. Словно это все, что у него осталось. И ему это нравится: бить, бить, бить... Дать выход чему-то накопившемуся внутри. Разрядиться. Потому что, видимо, в этом все дело.
Он подул на костяшки пальцев, перевернулся на другой бок и постарался привести дыхание в норму.
Вот хлопнула входная дверь. Крадущиеся шаги. Он съежился под одеялом. Затаил дыхание.
Явились...
63
Взошло солнце, и настало первое после той ночи утро.
А еще через четыре дня Ханс зашел в табачный магазин за сигаретами. Пока дожидался своей очереди, на глаза ему попалась «Дагбладет».
Газета...
Утром он не успел ее просмотреть.
Да там и читать-то почти нечего.
Но...
Взгляд его упал на крупный заголовок:
В ХИММЕЛЬСХОЛЬМЕ
УБИТА МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА
Избита до смерти
Машинально Ханс взял сигареты и заплатил за «Дагбладет». Остановившись у дверей магазина, он стал читать. И тут увидел портрет.
Ее портрет.
Портрет убитой.
Ее портрет.
Она.
Та, из гостиницы.
Та, с кем он ушел.
Он
Проглотив комок в горле, трясущимися пальцами зажег сигарету.
Он боялся, что вот-вот упадет в обморок.
Нервно затянулся.
64
— Ничего? — уныло спросил Бу Борг.
— Ничего, — ответил Фриц Стур. — Ничего сверх того, что тебе уже известно и о чем ты уже написал.
— А разве то, что я написал, не верно?
— Этого я, кажется, не говорил.
— Не говорили...
— Вот так...
— Но давайте все-таки подытожим, что нам известно. Ее зовут Ильва Нильссон?
— Да, — вздохнул Стур, испытывая огромное желание бросить трубку. — Я был бы тебе благодарен, если б ты воздержался от преувеличений. Ты ведь уже писал, что ей двадцать семь лет, что она жила одна в двухкомнатной квартире на Скугсвеген. И работала в парикмахерской.
— Значит, тревогу поднял ее хозяин?
— Да, после того, как она два дня не появлялась на работе.
— И не отвечала на телефонные звонки. Но это не совсем обычный случай.
— Необычный?
— Ну, что тревогу подняли так скоро... Уже через два дня.
— Два дня — это все же срок. А у него в салоне много клиентов, все жаждут постричься перед рождеством, и только два помощника, кроме нее... Нет ничего странного, что он удивился и забеспокоился.
— Может быть, и так. Но неужели нет никаких новых сведений? Вскрытие сделали?
— Да. Сегодня утром я получил акт вскрытия. Но я не имею права...
— Понятно, — вздохнул Борг. — Ее изнасиловали?
— Откуда ты это взял?
— Я просто спрашиваю...
— У нас нет никаких оснований говорить об изнасиловании. Но есть признаки, свидетельствующие, что непосредственно перед смертью имели место половые сношения.
65
Стур положил трубку и обернулся. Посмотрел на Стефана Элга, хотел было высказать свое мнение о дотошных журналистах, но раздумал. Что толку!
— Значит, так, — сказал он. — Зови остальных, обсудим ситуацию.
Элг кивнул.
Позже все они сидели за столом Стура.
Элг, Карлссон, Валл, Маттиассон.
— Три дня, — вздохнул Карлссон. — А ничего существенного мы не раскопали.
— У нас есть протокол вскрытия от Фрице из Лунда, — сказал Стур, вынимая из коричневого конверта пачку бумаг. — Там сказано, что она была избита до смерти.
— До смерти? Без единого удара ногой? — удивился Карлссон.
— По-видимому, так.
— Обычно, если уж бьют, то бьют и ногами.
— Здесь, очевидно, только кулаками.