Банан – это всего лишь банан
Шрифт:
– Ага, оговорочка по Фрейду? Да чтоб ты понимал – у молоденькой девочки должен быть прецедент, эталон, по которому она может мерять других мужиков и не опускать планку. Она должна знать, что чего –то стоит, а не раздвигать ноги перед тем, кто расщедрится только на Бургеркинг.
И кстати, стервозность – это нормальное состояние для бабы. Если она не научится с мужика деньги качать, значит, с нее будут качать внимание, заботу, секс, и она будет соплевытерин и принеси-подай. И получать из подарков будет только дохлые тюльпаны на 8 Марта. Ты этого хочешь для своей киски?
– Я тебе сказал – не лезь! – Демов нахмурился.
– Делай, что хочешь, но если из-за твоих подкатов она будет плохо работать – или посчитает себя фавориткой из-за того, что ты ей присовываешь, – сука, сам сядешь за ее стол и будешь подавать мне кофе!
– Да что ты прямо, как отец! Девчонке нужно набираться опыта, а мне хочется вот такой чистенькой, наивной скромняжки.
Ритка у меня огонь, конечно, потому и задержалась. Но она, как виагра, действует только тогда, когда примешь. А, как известно, любые стимуляторы изнашивают. Знаешь, что она вытворяет? Сижу вчера, отчеты проверяю, она напротив в телефоне что-то тычет. А потом берет банан и начинает им играться. Очистила так, что я чуть слюной не захлебнулся. А потом отъехала на стуле, чтоб я видел полностью. Ноги пошире, чем Шерон Стоун раздвинула – прикинь, стерва без трусов ко мне приехала или сняла незаметно! И начала ласкать себя им так, что едва не насаживалась, как на член. А потом раз – и в рот чуть ли не целиком! Крышу рвануло так, что не помню, как только я ее не трахал! И по следу банана языком, – поймав волну, Нильс готов был озвучить весь процесс до мелочей. Однако натолкнувшись на предостерегающий взгляд друга, нехотя пригасил градус эмоций.
Глеб скривился так, будто его сейчас стошнит.
– Нильс, иди на хрен со своими интимными подробностями. Ты ж знаешь, все, что касается языком по кискам, у меня вызывает рвотный рефлекс. Я неандерталец. Женщины любят силу, хозяйскую руку, а те, которые не любят, меня не привлекают.
– Одно другому не мешает, можно и нагнуть, и приласкать так, чтоб звезды в глазах. Все равно ты хозяин положения. Но вот со всеми – поигрались и успокоились. А чтоб крышу сносило от одной мысли об одной – этого нет. Я может, любовь всей жизни ищу, – и его карие, с дерзким прищуром глаза мечтательно уставились куда-то вдаль. О том, что касалось его похождений, он мог говорить долго, поэтому Глеб предусмотрительно перекрыл этот фонтан красноречия.
– Ладно, хватит! Ты по делу пришел или потрындеть?
– Потрындеть по делу. Ты не думаешь, что пора в моем «Прогрессе» протестировать систему безопасности? А то вон читал, накрылся медным тазом «Хибины-банк».
– Чего ты, как квочка, суетишься? Нормально у тебя с безопасностью. Срок еще не вышел. Пьем?
– Наливай.
Пока Глеб наполнял бокалы, Нильс продолжал подводить научную базу под свою половую невоздержанность.
– Так вот. Ты тут из себя пастора строишь, а, между прочим, любвеобильность – это признак великой личности. Вспомни Пушкина – сто тринадцать зафиксированных! Наполеон тот же! А у Кеннеди полторы тыщи любовниц известных только! А у меня –то всего…
–А у тебя нет исследователей биографии, иначе уже б в книгу рекордов Гиннеса попал!
– Эх, ты, друг называется. Я ему о большой и светлой толкую, а он мне тычет в рожу мелкими, безымянными перепихами. Жизнь боль. Я может, в твою Лину уже влюбился. А ты влюбленным козни начинаешь строить.
– Ой, бл..ть, Ромео выискался! Я понимаю, проще «Тополь-М» с траектории свернуть, чем тебя убедить отступиться. Но тогда втолкуй девчонке, что работающая девушка имеет больший вес в глазах мужчины, чем лентяйка. И постарайся сделать так, чтоб она в тебя не влюбилась.
– Спасибо, папочка, за благословение! Я полетел.
ГЛАВА 4
Одним глотком опрокинув коньяк в рот, проглотил, почти не разжевывая дольку лимона, тигриной походкой матерого соблазнителя направился в приемную. В предвкушении игры он даже не захлопнул дверь, как следует. Чем и вызвал у Глеба противоестественный, почти болезненный, на его взгляд, интерес к тому, что будет происходить в приемной.
– Лина, давайте восстановим справедливость. Мой друг, по прискорбному стечению обстоятельств, ваш шеф, отличается скверными манерами. И мне глубоко обидно, что он нас не представил друг другу. А ведь мы будем часто встречаться – на корпоративы я езжу с вами, к тому же я один из самых важных клиентов вашей фирмы. Нильс, – мужчина широко и искренне улыбнулся и по-дружески протянул руку.
Лина в ответ подала свою. Она еще не знала, как реагировать, но того, что он сказал о себе, было достаточно, чтобы не держаться отстраненно.
– Линочка, мне нужна ваша помощь! Я в долгу не останусь.
– Если это в рамках моей компетенции, конечно, помогу, – с открытой улыбкой ответила девушка.
– Здесь как раз не компетентность нужна, а ваша помощь просто как человека искреннего, утонченного и объективного, а отнюдь не искушенного специалиста. Хочу маме сделать подарок, она что-то захандрила. Собираюсь купить ей ресторанчик. Но предварительно нужно сделать его самым популярным.
И видя, как вытянулось от удивления лиц Лины, поспешил пояснить.
Вы просто высказываете свое мнение на уровне ощущений – нравится – не нравится, комфортно – некомфортно. Хорошо?
Теряясь от неожиданного предложения, Лина утвердительно кивнула – не отсохнет язык от совета.
– Первое. И я уже благодарен вам! Я присмотрел в центре «Нияму», но почему –то она не пользуется спросом. Возможно, высокая конкуренция в этом районе, либо повара косячат, либо обслуга. В общем, что-то не то. И тут от вашей улыбки меня осенило. Я поменяю название. «Япона-хата». Как вам?
– Как? – переспросила Лина, едва не давясь смехом. – «Япона –хата»?
– А почему нет? Оригинально! И сразу привлечет внимание. Кухня остается традиционной, а название вот такое. Или вам не понравилось? – Нильс огорченно посмотрел на девушку.
А у той от смеха, даже слезы выступили. Очевидно, нечеловеческое напряжение последних дней закрутило ее нервную систему в тугую пружину, которая грозила лопнуть. И сейчас нашелся очень удобный способ это напряжение сбросить, как тяжелый рюкзак, который заставили тащить на себе.