Банда 2
Шрифт:
— Ну?
— Никаких Наполеонов!
— Заметано! — и Пафнутьев не задерживаясь, вышел из душной лаборатории.
Чем больше знакомился Пафнутьев с обстоятельствами угона «девятки», тем более крепло в нем понимание — в убийстве не было никакой надобности. Свидетели, которые видели происшедшее из окон окружающих домов, в один голос говорили — угонщиков было четверо. Следовательно, один человек, отнюдь не богатырского сложения, да еще с ребенком на руках, не мог им помешать. Они могли оглушить его, отшвырнуть, попросту избить так, что тот не оказал бы им никакой
Все это озадачивало. Обычно угонщики не шли на мокрые дела, не усложняли себе жизнь, понимая, что угонов за сутки случается несколько десятков и по каждому случаю возбуждать уголовные дела, затевать сложные расследования никто не будет.
Самое печальное было еще и в том, что убитый оказался посторонним человеком, соседом. Машина принадлежала не ему, не из-за своей машины он погиб так неожиданно. Гуляя с ребенком, уже собираясь уходить домой, он увидел, что несколько человек орудуют у соседской машины. И, не раздумывая, вмешался, видимо, хотел предотвратить угон, никого не задерживая, никого ре стремясь наказать.
У машины возились трое, к ним он и подошел. Успел одного из них ,вытащить из-за руля, успел оттолкнуть второго...
Но тут откуда-то появился четвертый...
Медэксперт стоял рядом с Пафнутьевым и скорбно ждал, пока тот закончит осмотр тела и начнет задавать вопросы. Его прозрачные глаза, до невероятных размеров увеличенные толстыми стеклами очков, казались какими-то водяными существами за аквариумными стенками.
А Пафнутьев не столько рассматривал лежащее перед ним тело, сколько пытался представить себе происшедшее, снова и снова повторяя про себя строчки протокола осмотра, который подготовил Дубовик. Трое в деле, один в засаде. Грамотно... Если нет неожиданностей эти трое спокойно уезжают. Четвертый остается на месте происшествия и наблюдает за событиями. Если начинается суета, вызов милиции и прочее, он может вмешаться и дать показания, которые наверняка собьют с толку любого...
— Был только один удар? — Пафнутьев кивнул в сторону трупа.
— Увы, да.
— И никаких других повреждений? Ударов, ушибов, ссадин?
— Нет... Этого оказалось вполне достаточно.
— А что вы можете сказать о самом ударе?
— Сильный удар... Глубокий. Необычно глубокое проникновение ножа.
— Так бывает нечасто?
— Почти не бывает. Знаете, я бы употребил такое слово... Продуманный удар, если не возражаете.
— Как я понимаю, случайный человек такого удара нанести не сможет?
— Вряд ли... Сзади, чуть пониже ребер... Это надежно.
— Надежно для чего?
— Чтобы лишить человека жизни, — назидательно пояснил эксперт, сочтя, видимо, вопрос Пафнутьева не очень умным.
— Следовательно, можно сказать, что такая цель была — лишить жизни?
— Сие есть тайна... Мне трудно говорить о том, какая цель была у автора удара... Если вы позволите мне так выразиться.
— Выражайтесь, как вам будет угодно. А нож? Что можно сказать о ноже?
— Если вы позволите мне сделать предположение...
— Позволяю! , — Длина лезвия около двадцати сантиметров... Это много. Ширина... Около трех сантиметров... Это — тоже
— А точнее сказать нельзя?
— Нельзя, — эксперт чуть обиженно поджал губы. — Дело в том, что убийца не только нанес удар, но и провернул нож внутри... Повреждения внутренних органов очень большие. У этого человека, — эксперт положил руку на труп, — не было шансов выжить. Убийца знал куда бить и знал, какие будут последствия.
— Значит, все-таки была цель — убить?
— Сие есть тайна великая... Но сказать так.., можно. Вот посмотрите, — эксперт хотел было отдернуть простыню, чтобы показать Пафнутьеву поврежденные органы, но тот решительно пресек эту попытку.
— Нет-нет, — Пафнутьев задернул покрывало. — Верю на слово. Скажите, вы встречались в последнее время с такими вот ударами, с такими последствиями?
Увеличенные стеклами глаза эксперта сделались еще больше, на какое-то время замерли в неподвижности, потом, оторвавшись от лица Пафнутьева, медленно шевельнулись, нащупали тело, лежащее на толстом каменном основании с углублением, потом снова шевельнулись, и Пафнутьев скорее догадался, чем увидел — эксперт смотрит ему прямо в глаза.
— Должен вас огорчить... Не припоминаю.
— Почему же огорчить, — невольно усмехнулся Пафнутьев. — Я счастлив, что такого больше не было. Надеюсь, и не будет.
— К нам сюда попадают люди только в исключительных случаях... Вроде вот этого... А что касается удара... Позволю себе предположить, что не все удары того человека приводят к таким вот результатам.
— Вы так думаете? — спросил Пафнутьев механически, чтобы что-то ответить и вдруг почувствовал беспокойство, чем-то его встревожили последние слова эксперта, который выражался хоть и церемонно, но достаточно точно. Где-то рядом была догадка, но в чем она заключалась, к чему вела, Пафнутьев понять не мог. — Вы так думаете? — снова повторил он свой вопрос, пытаясь понять, осознать — что зазвенело в нем после невинных слов эксперта, какая связка наметилась.., — Простите, как вы сказали? Повторите, пожалуйста, ваши последние слова.
— Хм, — эксперт дернул острым плечом, которое казалось еще острее от угластого, накрахмаленного халата. — Я позволил себе предположить, что не все удары, ножевые удары этого человека приводят к последствиям столь необратимым.
— И что же из этого следует?
— Из этого можно сделать только один вывод, — эксперт посмотрел на Пафнутьева с некоторой растерянностью — он не понимал последних вопросов, они казались ему слишком простыми, словно их задавал человек, который его не слушал.
— Какой же вывод следует? — Пафнутьев и в самом деле прислушивался не столько к словам эксперта, сколько к самому себе — где-то в нем зрела догадка, где-то в его сознании гуляла счастливая мысль, но поймать ее, вытащить на ясный свет он не мог.
— Вывод такой... Возможно, есть на белом свете люди, которые повстречались с этим убийцей, но после этого выжили. Остались жить, пояснил эксперт, не уверенный, что следователь его понял. — Ведь насколько я понимаю, вас интересует не столько этот несчастный, — он кивнул в сторону тела, возвышающегося под покрывалом, — сколько мм.., убийца. Верно?