Банда - 2
Шрифт:
– Моих девочек несколько раз ловили на недовесах, представляешь? При том, что я могу голову положить на прилавок - не было недовесов. Они, вонючки вонючие, никак не могут отказаться от прежних обвинений. Времена переменились. Мне выгоднее не делать недовесов. Мне выгоднее работать честно. Чтобы все знали, Халандовский - это фирма, это надежно, это качественно. Мне незачем делать недовесы - я сам устанавливаю цену на товар. На кой черт мне эти старые большевистские хохмы? И девочкам своим я наказал строго-настрого - пусть лучше будет больше, но ни в коем случае этих вульгарных приемов прошлого. И вот уже несколько актов - недовесы. Девочки ревут, клянутся и падают передо мной на колени - утверждают, что работали чисто. Я верю девочкам. Меня они обманывать не будут. Мои девочки - честные работники и прекрасные люди. И девочки хорошие, - добавил Халандовский несколько смутившись.
Пафнутьев не мог не улыбнуться, вспомнив полных румяных женщин в белых халатах и кружевных кокошниках, женщин, о которых говорят, что лифчики они надевают каждый раз на новое место, потому что не имеет значения, куда именно она наденет этот лифчик.
– Ты вот улыбаешься, а внешний вид продавца, здоровый, доброжелательный, добродушный вид действует на наших дистрофичных покупателей, как витамин! Как калория! Они идут в мой магазин может быть, не столько за покупками, сколько затем, чтобы полюбоваться на моих девочек, набраться от них силы, уверенности, здоровья.
– И подышать вот этими запахами, - Пафнутьев кивнул на поднос.
– Да, и понюхать, - кивнул Халандовский не возражая.
– Откуда у Байрамова деньги?
– неожиданно спросил Пафнутьев.
– Ты где работаешь? В прокуратуре? Кем работаешь? Начальником? Тебе каждый день кладут на стол сводку происшествий? Читай. Думай. Делай выводы.
– Значит, его деньги криминальные?
– Паша... Это мутант. Чудовище. Осьминог. Динозавр.
– И ты утверждаешь, что Колов...
– Я ничего не утверждаю!
– резко перебил Халандовский.
– И стараюсь не произносить святых имен в этом прибежище торговли и обмана. И тебе не советую. Что вы за люди, не понимаю! Как вы можете работать с такими длинными и бестолковыми языками?!
– Виноват, - Пафнутьев сложил руки на груди точь-в-точь, как это делал эксперт Худолей, когда тому очень хотелось выпить. И осознав это, он вспомнил, зачем заглянул к Халандовскому.
– Да, чуть не забыл, Аркаша...
– Говори, Паша, - Халандовский склонил голову, выражая готовность выслушать все, до конца и не перебивая.
– Бутылка нужна... Только наша. В киосках боюсь покупать.
– И правильно. Водку бери только у меня. Продают такую отраву, такую гадость.. Сами печатают наклейки, сами разводят какие-то технические спирты, сами разливают, устанавливают пену... В своих же киосках и продают. А люди мрут. Паша, люди мрут в самом прямом и полном смысле слова.
– Знаю, - кивнул Пафнутьев.
– А почему не сажаешь?
– Сложно это, Аркаша. Рыночные отношения...
– А меня на недовесах ловят!
– глаза Халандовского в первый раз сверкнули гневно и оскорбленно.
– Разберемся.
– Один мой приятель специально в машине, в бардачке отраву держал. С виду водка, как водка... А в ней отрава. И об этом знал только он. А водку эту, это угощение он держал специально для угонщиков, И надо же - угнали.
– Машину угнали?
– уточнил Пафнутьев, опять насторожившись.
– Ну! И все у них получилось, все удалось. Угнали, скрылись, спрятались. Обшаривая машину, нашли бутылку. И на радостях выпили.
– И им стало плохо?
– предсказал Пафнутьев.
– Нет!
– отверг Халандовский подсказку.
– Они умерли в течение десяти минут.
– Какой кошмар!
– ужаснулся Пафнутьев, поднимаясь.
– Мне пора, Аркаша. До скорой встречи.
– Нет, ты мне скажи - судить этого мужика будут?
– Не стали мы его судить, - устало проговорил Пафнутьев.
– Он сказал, что сам купил эту водку за полчаса до того, как угнали машину.
– Так ты знаешь эту историю...
– разочарованно протянул Халандовский.
– Я все знаю.
– А про Байрамова не знай!
– Теперь знаю и про Байрамова, - Пафнутьев протянул руку.
– Не дрейфь, Аркаша. Разберемся.
– Только не очень долго, Паша... Силы мои на исходе. И деньги тоже. Ведь деньгами приходится все погашать.
– Будут новости - звони. А это за бутылку для эксперта, - Пафнутьев положил на стол три тысячи рублей.
– Ты меня смешишь, Паша, - горько усмехнулся Халандовский, смахивая деньги в ящик стола.
– Посмеемся вместе, Аркаша.
– Неужели придет такой час?
– проговорил Халандовский, когда Пафнутьев уже "покинул его кабинет.
– Неужели придет такой час, - повторил он, пряча пустую бутылку в тумбочку стола.
Знаменитый нос Дубовика, налитый неведомой жизненной силой, завис над протоколом в каком-то горестном ожидании - перед ним сидел заплаканный пожилой человек, который, похоже, не в силах был произнести ни единого слова. И Дубовик, пригорюнившись, терпеливо ждал, пока свидетель придет в себя, справится с волнением, слезами и переживаниями. То ли сочувствовал ему Дубовик, то ли скучал в ожидании.
Заглянувший в дверь Пафнутьев увидел эту невеселую картину и уже хотел было уйти, но очнувшийся Дубовик сделал ему неприметный жест рукой заходи, дескать, не помешаешь. Пафнутьев вошел в кабинет, в котором до прошлого года обитал сам, и втиснулся в угол между шкафом, до сих пор набитым знакомыми вещдоками, и батареей парового отопления. Он положил на нее руку - ребра батареи были холодны, хотя уже неплохо бы и затопить, прохладно в кабинете.
– Повторим, а то я не все понял, не все запомнил, - сказал Дубовик для Пафнутьева, чтоб тот вошел в суть разговора.
– Вы утверждаете, Николай Петрович, что все произошло на ваших глазах?
– Господи! Да на балконе я стоял, на балконе! И все видел. Я часто стою на балконе - машину стерегу. Нынче ведь угоняют полсотни машин в сутки! Находят две-три... Так что при любой свободной минуте выхожу на балкон. И покурить, и чайку попить, и с соседом поговорить... Он на своем балконе - внучку пасет, чтоб маньяк какой не съел, я на своем - на "девятку" поглядываю...