Банда - 2
Шрифт:
А снимочек-то он взял. Не отрекся, не закатил истерику, молча взял и написал в расписке, что фотография возвращена. Та самая фотография, которая найдена в кармане Зомби. Одна компания? И страховой агент Цыбизова в этой компании свой человек? И Зомби? И Сысцов? Дела... И только ты, Павел Николаевич, среди них явно чужой. Зона риска. Опять ты в зоне риска, Павел Николаевич. Берегись, дорогой. Подчинишься ты сейчас или не подчинишься, но своим не станешь. И они это прекрасно видят, знают и тихонько посмеиваются в ожидании того счастливого момента, когда ты понадобишься в качестве жертвы. На тебя все свалят, на тебе отыграются, а сами опять останутся на своих местах, при своих ролях. Козел отпущения - та! что называется. Выходит, все мы немного козлы. Так что напрасно Амон обижается на это словечко.
Так что, отпускать?
Пафнутьев ощутил за спиной тишину - все смотрели на него в ожидании указаний. А какие указания? Снять наручники, подписать пропуск, извиниться за доставленные хлопоты...
Пафнутьев вдруг услышал звук открываемой двери. Обернулся. В кабинет без стука входил генерал Колов. При всех своих орденских планках, в выглаженном мундире, свежей сорочке, румян, улыбчив, уверен в себе. Торжественно и решительно, словно к людям, которые давно его ждали и томились, он перешагнул порог, готовый всем уделить внимание, всех осчастливить и обрадовать. За тяжелой, обтянутой кителем спиной Колова маячила тощеватая фигура Анцыферова с каким-то конфузливым выражением лица. Дескать, извините, это все Колов с его замашками. Но при этом не было у Анцыферова намерения вмешаться, увести Колова из кабинета, он скорее предлагал восхититься простодушием и непосредственностью генерала.
– Привет, ребята!
– громко сказал Колов голосом, рассчитанным на помещение куда большее, может быть, даже на хороший зрительный зал или средних размеров стадион.
– Как поживаете? Как протекает ваша жизнь, полная превратностей и чреватостей?
Дубовик опустил глаза, вроде бы посрамленный собственной незначительностью. Пафнутьев смотрел на генерала с нескрываемым любопытством. Худолей незаметно попятился к двери, унося с собой фотоаппарат, пленки, отпечатки пальцев Амона, уносил словно опасался, что все это у него могут отобрать. Но Пафнутьев дал ему неприметный знак остаться и Худолей, вжавшись в угол, смиренно потупил глаза, не осмеливаясь в упор рассматривать начальника городской милиции.
А вот Амон... Амон повел себя странно - губы его невольно расплылись в улыбке, он даже приподнялся, причем, как-то неловко, кособоко, чтобы увидел Колов его здесь, увидел наручники и понял, в каком он положении. Но Колов не торопился узнавать Амона.
– Рад приветствовать в наших унылых помещениях, - первым подал голос Пафнутьев.
– А, Паша!
– обрадовался генерал.
– Привет! Давно я тебя не видел, старая прокурорская крыса!
Колов явно шел на нарушение принятых норм общения. При задержанном подобные вольности выглядели явно неуместными. Но такова была его роль добродушный, общительный начальник родственного ведомства от избытка любви ко всем присутствующим мог, конечно, допустить некоторую бестактность, вполне простительную. Дескать, куда деваться, все мы люди, у всех у нас какие-то слабости. Так неужели вы будете ткать меня моей генеральской мордой в мою же откровенность, даже если ее назвать невоспитанностью?!
– Во! И Дубовик здесь!
– еще пуще прежнего обрадовался Колов. Привет, Дубовик! Что ты здесь делаешь?
– Да вот... Геннадий Борисович... Допрашиваю, можно сказать, если вы не возражаете.
– Ты?! Допрашиваешь? Да тебя самого допрашивать пора!
– Пока допрашиваю я, - поправил генерала Дубовик, давая понять, что лебезить он может, но не бесконечно же.
– И получается?
– Когда как... Сегодня получается.
– И кого допрашиваешь?
– Да вот... Задержали тут одного представителя дружественной державы...
– Амон?
– удивлению Колова не было предела. И Пафнутьев смотрел на генерала уже не просто с любопытством, а даже с восторгом - тот прекрасно вел свою линию, не допуская ни единого сбоя, ни секунды замешательства. Все было настолько точно, настолько хорошо исполнено, что Пафнутьев вынужден был признать - не случайно Колов оказался на своем посту, далеко не случайно.
– А ты как сюда попал?
– Колов шагнул к Амону с протянутыми для приветствия руками, но увидев наручники, вроде бы смутился.
– Задержали, Геннадий Борисович.
– Тебя? Ни за что не поверю. Тебя можно задержать или с помощью роты десантников или же, если ты сам того пожелаешь. Скажи честно - разыграл ребят? Шутку сшутил? Ну, отвечай, дорогой!
– Колов подошел к Амону, полуобнял его за плечи, легонько потрепал по спине.
– А это что у тебя такое?
– он показал на наручники.
– Настоящие?
– Колов подергал за цепочку, вслушался в ее звон.
– Да... Надо же, настоящие. Не жмут?
– Жмут, Геннадий Борисович.
– Анцыферов!
– Колов резко повернулся к прокурору.
– Что происходит? Мои друзья сидят в наручниках, а я ничего не знаю, продолжаю радоваться жизни, будто ничего не произошло? Как понимать, Леонард?
– Спроси у Пафнутьева... Он все знает. Он у нас тут главный.
– Паша!
– с преувеличенной требовательностью произнес Колов. Отвечай!
– Долгий разговор, Геннадий Борисович.
– Отпустить, вроде, собирались, - Амон решил внести ясность, хотя для присутствующих все было куда понятнее, нежели самому задержанному.
– Вещи вот вернули, - звякнув наручниками, Амон показал на стол.
– Как я понял, остались процессуальные вопросы?
– Анцыферов решил застолбить ситуацию, чтобы не смог уже Пафнутьев отступить, переиграть.
– Да, кой-чего осталось, - кивнул Дубовик и подтвердив слова прокурора, и подправив их, дав понять, что дело не только в процедуре освобождения.
– Ага, разобрались, значит, - продолжал давить Колов.
– Ну и слава Богу. А взяли за что?
– Драка в ресторане, - уныло произнес Амон, потупив взор.
– Дракой в ресторане занимается прокурор города?!
– вскричал Колов. Начальник следственного отдела? Генерал Колов?!
– Колов стоял посредине комнаты выпятив грудь и оглядывая всех гневным сверкающим взором. И всем стало даже как-то неловко за свою ограниченность и злобство. А Пафнутьев, о, этот старый пройдоха Пафнутьев и тут решил не упускать момента, устроить маленькую провокацию. И подмигнул незаметно Худолею - начинай дескать.
– Все из зависти, Геннадий Борисович, все из зависти.
– И кому завидуете?
– Амону, кому же еще!
– Ив чем же он вас обошел?
– А посмотрите, - Пафнутьев подошел к столику, где были сложены вещи Амона, проходя мимо Худолея ткнул его локтем в живот, - не теряй времени, дурак пьяный. А взяв со стола фотографию прекрасной незнакомки, Пафнутьев тут же вручил ее Колову. И тот не мог ничего поделать, слишком все было неожиданно - взял в руки фотографию, всмотрелся в лицо женщины.
– Видите, с какими красавицами водится ваш приятель, Геннадий Борисович! Какие женщины дарят ему свои портреты! Кто останется равнодушным, кто стерпит? Вот из зависти и загребли мужика.