Банда в белых тапочках

Кускова Алина

– Буду, – пообещала Василиса, – сидеть и страдать. Только лучше в соседнем дворе, чтобы чего не подумали. Или где-нибудь еще дальше…

– Слушай, дорогуша, у меня же классно тогда получилось? – спросил Кузнецов, отпуская Василису.

– Супер, супер, – закивала она на всякий случай.

– А они, сволочи, больше не позвонили, – в сердцах махнул рукой Кузнецов, повернулся и направился в подъезд.

Василиса с облегчением вздохнула. Она была на грани провала! Огромное спасибо жилищно– коммунальным службам города за темные дворы, кишащие маньяками и полоумными моделями нижнего белья. Только благодаря тому, что здесь не было ни одного действующего фонаря, Василиса могла надеяться, что Кузнецов ее не узнает.

Однако как она ловко придумала про придурочную фанатку! Руслан бы ею гордился.

Василиса вернулась в машину. Ждать Кузнецова не имело смысла, пробираться в его квартиру тоже. Вряд ли он начнет разговаривать сам с собой, выдавая сокровенные тайны похищения и ограбления. И второго такого Кутепкина рядом может не оказаться…

Василиса почувствовала, как сильно она захотела спать. Еще бы! Провозиться весь вечер и полночи с Кузнецовым и органами правопорядка, с драчливой девицей легкого поведения и нетрезвым Кутепкиным…

Несмотря на усталость, вернувшись домой, Василиса села и мелким, разборчивым почерком заполнила дневник преступления, подробно описывая свои выводы и сомнения. Фамилию Кузнецова она подчеркнула двумя жирными чертами и поставила рядом с ней здоровущий знак вопроса. Пусть не надеется, что она оставит его в покое! Нет, его оставит. Пока. Начнет разрабатывать Сокольскую. Смущает лишь то, что пары преступников, как рассказывала Алевтина, были сформированы по принципу «тонкий плюс толстый».

Но в габаритах Алевтина могла с испугу ошибиться. Или Сокольская резко похудела, сев после ограбления на модную диету? Кстати, это классное алиби. Ее запомнили как пышнотелую преступницу, а она взяла и скинула пять-шесть килограммов!

Глава 9

Ноги вверх! Это антиограбление!

Михаила Семеновича Квакина мучила совесть, впитанная им вместе с молоком матери, требовавшей от сына всегда говорить правду. Михаил Семенович страдал от того, что преступил закон, ограбил магазин, а внук так и не смог купить гранатомет для следующего ограбления, но уже банка с золотым запасом страны. Денег вновь катастрофически не хватало. Не помогли и сданные пустые бутылки, которые дружное семейство Квакиных собирало по ночам втайне от соседей. Гранатомет стоил очень дорого, так дорого, что о нем пришлось навсегда забыть. Или, для того чтобы вспомнить, продать квартиру. Об этом Михаил Семенович думал по ночам, а утром стыдился мысли стать бомжом в случае, если дело с ограблением банка не выгорит и золотой запас страны у них никто не купит.

Совесть. Это странное для Казимира и страшное для Михаила Семеновича слово не давало покоя ни днем ни ночью.

– Понимаешь, внук, – говорил Михаил Семенович Казимиру, – куда бы скатился мир, толкаемый бессовестными людьми?!

Внук не знал, но предполагал, что, если бы все потеряли эту самую совесть и кинулись грабить, ничего хорошего бы из этого не получилось. Казимир разумно полагал, что совесть как таковая нужна обществу, но не деду. Ведь у них все так удачно сложилось! Да, денег они взяли мало, но это лишь начало…

– Начало нашего конца, – пространно подводил итог дед и пускался в длительные рассуждения.

Последней каплей стал звонок старого друга, вместе с которым Михаил Семенович Квакин поднимал целину и трудился на других комсомольских стройках страны. Михаил Семенович прослезился, переговорив с другом, и полез в семейные альбомы. Глядя на фотографии своей задорной молодости, он опять пустил слезу и пообещал больше никогда не преступать закон. Более того, Михаил Семенович Квакин пообещал вернуть в магазин награбленное.

Внук Казимир любил деда. И решил пойти с дедом на дело, отпускать его одного было опасно.

Раечка торчала за кассой со скучающей, явно не выспавшейся физиономией. Охранник Сидоров подпирал стену и зорко следил за мухой, приземлившейся на голубую норку. Он решал важную дилемму: попытаться прихлопнуть муху на норке или подождать, пока та перелетит на более дешевый мех. Муха, как назло, принялась демонстративно вытирать лапками мордочку.

– Стерва! – разозлился Анатолий и сделал пару шагов по направлению к нарушительнице покоя.

Муха перестала перебирать лапками и замерла, подпуская опасность ближе.

– Да, – согласилась с ним Раечка, – она такая! Я ей говорю: «Калерия Владимировна, этот товар лучше не завозить, покупательницам не нравится белый цвет, он полнит». А она фыркает и развешивает. И что в итоге? Никто не берет! И где, скажите, пожалуйста, мои проценты с продаж?! Нет, Монти была умнее и расчетливее, возила то, чего требовал спрос. А с этой мы разоримся, придется искать более теплое местечко…

– Да ты, Раиса, уже нашла его, – гоготнул Анатолий и согнал муху с голубой норки. Та важно перелетела на мутон, и Сидоров оставил ее в покое.

– Прошу без намеков, – кокетливо засмущалась Раечка. – Иван Дмитриевич очень хороший человек, а не теплое местечко. К тому же я собираюсь не устраиваться, а устраивать с ним жизнь. Строю планы на будущее, ой, как бы не сглазить!

– Сплюнь через левое плечо, – посоветовал Сидоров, – а то планы рухнут.

– Чур меня, чур, – принялась плеваться Раечка, – в моем возрасте с этим не шутят! Ой, снова проговорилась…

– Болтун – находка для грабителя, – усмехнулся охранник.

– Снова меня чур, чур! Сглазишь еще, – испугалась кассирша, – не дай бог, вернутся!

– Не бойся, не вернутся, – успокоил ее Анатолий и направился в подсобку. – Пару страниц детектива, – пообещал он, – только дочитаю главу.

Раечка мотнула головой. Что сделаешь, если человеку приспичило? К тому же сейчас не вечер, а день, а среди бела дня только идиоты грабят магазины… или закоренелые преступники, рецидивисты, которым нечего терять, кроме своей свободы.

– Всем стоять! – раздался крик, и в магазин влетели бандиты в чулках на лицах и белых тапочках на ногах.

Раечка охнула и опустилась на стул.