Банджо
Шрифт:
— Никогда не забуду, — сказал Бенни, — как старина Лу засунул...
Удар острого локтя Кейти по ребрам оборвал рассказ. Он проследил за направлением ее взгляда, который был устремлен на старого Гилпина. Старик казался статуей, изваянной из камня и установленной у края платформы.
— Никогда не забуду, — снова заговорил Бенни, — как старина Лу и Гэс плавали в этой нашей луже. Нырял он, скажу я вам, как рыба, а плавал как бобер!
Но никто его не слушал.
— Интересно, как он сейчас выглядит? — сказал Гэс, проводя рукой по своим густым,
Сэлли теперь была плотной, курносой, краснощекой девушкой.
— Трудно сказать, — отозвалась она, — я его вообще плохо помню.
— Я тоже должен был бы возвращаться вместе с ним на этом поезде.
— А я считаю — очень хорошо, что ты остался на ферме помогать отцу. О войне рассказывают ужасные вещи, — сказала Сэлли. — Говорят, Чарли Броку снарядом просто оторвало голову.
Гэс невидящим взглядом смотрел на рельсы. Он никому не рассказывал, что когда ему исполнилось шестнадцать лет, он отправился на призывной участок и заявил, что ему двадцать один год и что он хочет записаться в армию. А большой толстый сержант только посмеялся над ним и отправил восвояси. В тот раз он впервые в жизни попытался соврать. И после своей неудачи решил, что это была его первая и последняя ложь — какой смысл врать, если сразу видно, что говоришь неправду?
Когда огромный черный паровоз медленно, с перестуком, проезжал мимо, из кабины высунулся машинист и улыбнулся собравшимся на платформе. Он улыбался так всем ожидающим на станциях маленьких провинциальных городков. На машинисте была полосатая кепка с длинным козырьком, вокруг шеи — красный платок. Страх неизвестности, притаившийся в душе Гэса, вдруг перерос в ужас: он осознал, что действительно не знает, каким теперь стал Лу.
Вот возвращается домой скиталец из дальних стран, возвращается воин после битв за демократию, возвращается после сражений с дикими варварами человек, который с оружием в руках смотрел в лицо врагу...
Поезд остановился. Из вагона, в котором должен был ехать Лу, вышел проводник; за ним выскочил коммивояжер, тащивший тяжелый чемодан с обитыми металлом углами, в котором он, наверное, возил образцы предлагаемой продукции. Потом из вагона появился Кори Холлинсворт, с удивлением посмотревший на ожидающее семейство Гилпинов.
Он улыбнулся отцу:
— Я вас приветствую! Не ожидал увидеть столько встречающих. Я-то ездил в Джанктон-Сити.
— Мы встречаем Лютера, — сказала мать. — Он должен был ехать в этом вагоне.
— Странно, я вроде его не видел... — Кори запнулся, вспомнив что-то. — Э... может быть, он был в другом конце вагона, я как-то не присматривался к другим пассажирам.
— Я пойду посмотрю, — быстро сказал Гэс; подошел к проводнику и спросил: — Можно мне зайти в вагон? Я хочу помочь моему брату...
Проводник поначалу стал возражать, но потом, повнимательнее посмотрев на Гэса — а он, как и машинист, хорошо знал, что происходит на таких маленьких станциях, — кивнул и отступил в сторону.
— Я думаю, вам нужен человек, который... сидит в самом конце вагона.
— Да, спасибо, — сказал Гэс и взлетел по ступенькам. Пройдя по длинному вагону в самый конец, он увидел солдата в форме цвета “хаки”. Солдат сидел на зеленом бархатном сиденье и спал.
Гэс, склонившись над ним и ощутив запах виски, потряс его за плечо. Рядом с ним, на полу, он увидел трость с серебряным набалдашником.
— Пошли, братец, — сказал Гэс.
Солдат приоткрыл один глаз и криво усмехнулся.
— О, это ты, Гэс?
— Лу, тебя встречают родители. Ты не очень пьян?
— Ну, может, мне лучше посидеть тут еще немножечко, поехать дальше, дальше... — Лу вздохнул и закрыл глаз.
Гэс, только теперь рассмотрев брата получше, вздрогнул. Черная повязка на одном глазу; шрам под повязкой пересекал щеку и ниже повязки; лицо зеленоватого оттенка, напоминающего цвет его формы; дряблая кожа на шее, костлявые белые руки.
— Пойдем, пойдем, я помогу тебе, — сказал Гэс. — Мы и комнату твою прибрали и приготовили к твоему приезду. Будешь дышать свежим воздухом, отдохнешь.
— Мерси боку, братишка. Я как раз для этого сюда и вернулся... — И снова гримаса улыбки исказила его лицо — шрам тянул губу вверх. Глаз открылся. — А где моя шикарная трость?
Гэс поднял ее с пола и вложил в правую руку брата.
— Очень ценная штука. Выменял ее на три “Железных Креста” и “люгер” с серебряной отделкой на ручке. Вот.
Лютер напыщенно переложил трость из правой руки в левую.
— Нам надо поторапливаться, а то поезд скоро отойдет, — обеспокоенно сказал Гэс.
— Неужто они посмеют отъехать, пока не вышел ветеран, а? Ветеран, уставший от войны и возвращающийся домой, а? Я вот что тебе скажу... да нет, все равно...
Лу улыбнулся и медленно поднялся на ноги; лицо его спазматически передернулось.
— У тебя есть какая-нибудь сумка, чемодан?
— Где-то была... но куда-то подевалась... найдется потом, — ответил Лу, напустив на себя важный вид.
Лютер двинулся по проходу — серо-зеленое покачивающееся чучело, — выставляя перед собой трость, потом крепко упираясь ею в пол и только тогда делая следующий шаг. Он пытался держать свою темноволосую голову высоко поднятой, но при каждом шаге она безвольно качалась. При этом он время от времени бормотал какие-то иностранные слова — видно было, что его мучают приступы.
Проводив стоял у ступеней, готовый помочь солдату сойти на платформу. Гилпины и друзья Лютера оцепенели. Лу состроил гримасу, отказался от помощи и осторожно спустился на платформу.
Обвел всех взглядом своего единственного глаза, отдал шутливое военное приветствие и отрапортовал:
— Маршал Дарби, мы прибыли. — Говорил он задыхаясь, но виду, что говорить ему трудно, не подавал. — А, и дружище Дон Додж здесь, и Джерри Лундквист! Рад тебя видеть! Ты так хорошо выглядишь. И Бенни... — На лице Лютера появилась ироническая ухмылка. — О, привет, Моди! Кто-то мне писал, что ты вышла замуж за Бенни. Как дела? Все нормально?