Банк хранящий смерть
Шрифт:
Роберт плакал, слезы капали на новые диванные подушки, которые леди Люси купила всего неделю назад. Пауэрскорт чувствовал себя бесконечно одиноким.
— Нет, ты не должен выкидывать новую биту, — проговорил он нежно. — Вот мама вернется, и ты покажешь нам, как научился с ней управляться.
— А ты и правда веришь, что она вернется? — спросил Роберт сквозь слезы.
— Я уверен в этом. Благодаря твоей смелости мы знаем, где она. Теперь нам остается только отыскать ее.
— А я могу помочь? Помочь в розысках?
Пауэрскорт подумал: как бы отнеслась леди Люси к тому, что ее сын пропускает занятия
— Не думаю, что мама захотела бы подвергать тебя опасности, Роберт, — сказал Пауэрскорт. — Ты и так уже достаточно мне помог, если бы не ты, мы бы не знали, где она. — Он сел рядом с Робертом и крепко обнял мальчика. — Мы обязательно ее найдем, — пообещал он. — Обязательно.
Держись, Люси. Я иду, держись.
29
Леди Люси плохо понимала, что с ней происходит. Какие-то ужасные мужчины все время подносили что-то к ее лицу. В голове носились обрывки гимнов и молитв, слышанных в детстве. «Да пребудешь Ты, Господь, с нами во время сна и в час пробуждения, защити нас от угроз и опасностей этой ночи. Прошел день, ниспосланный Богом, и мрак опустился на творение Его». Одна лишь мысль не покидала ее: «Фрэнсис найдет меня. Фрэнсис найдет меня». Потом она погружалась в сон.
Джонни Фицджеральд приехал после девяти часов, в руке он сжимал зловещего вида черный портфель. Стоило ему лишь раз взглянуть в лицо Пауэрскорту, и приготовленная заранее шутка растаяла у него на устах.
— Что случилось, Фрэнсис? Боже, ну и вид у тебя!
Пауэрскорт рассказал другу о похищении жены и о том, как Роберт героически преследовал двух злодеев, которые увезли одурманенную леди Люси в Брайтон. Он показал Фицджеральду оставленную похитителями записку.
Джонни торопливо прочел ее. Потом перечитал снова и посмотрел на друга. Лицо его мгновенно осунулось, на лбу проступили тревожные морщины.
— Господь всемогущий, Фрэнсис, какие негодяи! Они за это поплатятся. Помяни мое слово.
Фицджеральд налил себе изрядный стакан виски.
Пауэрскорт с горечью подумал, что у них с Джонни никогда еще не было такого сложного дела.
— Не думаю, что смогу прямо сегодня отправиться в Брайтон, Джонни, — печально произнес Пауэрскорт. — Утром здесь назначена встреча премьер-министра и того человека, который может спасти Банк Харрисонов. Если они не договорятся, то дни Банка Харрисонов сочтены, а репутация лондонского Сити уничтожена на долгие годы. И когда это случится, Люси вернется назад. Конечно, если те парни сдержат свое слово.
— Фрэнсис, ты понимаешь, что ты говоришь? — Фицджеральд залпом допил виски. — Казалось бы, ты хочешь, чтобы встреча завершилась успешно. Но на самом-то деле ты желаешь ей провала! Ведь в противном случае ты рискуешь никогда не увидеть снова Люси. Не можешь ли ты уговорить премьер-министра отказаться от задуманного, и пусть банк летит ко всем чертям, и плевать на последствия?
— Я думал об этом, Джонни, — с горечью признался Пауэрскорт. — На первый взгляд кажется, что у меня есть выбор, не так ли? Профессиональный успех означает личное поражение, ты же понимаешь. Успех переговоров станет смертельным приговором для Люси. А их провал сулит надежду на ее спасение. Итак, выходит, что я должен выбирать между крахом банка, который расстроит все юбилейные торжества, и моей драгоценной женой, матерью моих детей. Не думаю, что у меня есть выбор. Я, конечно, знаю, как мне хотелось бы поступить. Но я знаю, и что выберет премьер-министр. Если ему придется выбирать между одной-единственной жизнью и позором всей нации, он пожертвует этой жизнью. Премьер-министр обязан поступить именно так. Вспомни, сколькими жизнями им приходится жертвовать, когда они начинают войну. Одна жизнь, всего-навсего одна жизнь, да судьба Люси даже не нарушит его сон!
— Так что же нам делать, Фрэнсис? — Фицджеральд видел муку в глазах друга.
— Нам остается только одно, — сказал Пауэрскорт. — Мы должны найти Люси в ближайшие четыре дня, это отпущенный нам срок перед финалом в драме злосчастного банка. Отправляйся немедленно в Брайтон. Возможно, служащие на станции еще не сменились, и тебе удастся найти кого-нибудь, кто вспомнит похитителей, может быть, ты даже отыщешь извозчика, который вез их с вокзала.
Фицджеральд рассматривал портрет леди Люси, висевший над камином. Уистлер написал ее в бледном вечернем платье на темном фоне. Глаза молодой женщины блестели, казалось, что она дразнит художника. Джонни принял еще одну профилактическую дозу виски.
— Скорее всего, они направились в какую-нибудь гостиницу, Фрэнсис, — произнес он. — Рассуди сам: с самого начала они не могли предугадать, в каком положении они окажутся и как будут развиваться события и поэтому вряд ли заранее сняли дом в Брайтоне. Не все так просто, Фрэнсис. — Фицджеральд по-прежнему, как загипнотизированный, не сводил глаз с портрета. — Не забывай, что им прекрасно известно, как мы выглядим, я и ты. Не исключено, что я даже встречался с кем-то из них в Берлине. Мы не можем обратиться в полицию: если они заметят легавого, то могут что-нибудь сделать с леди Люси. Извини, но это так.
Пауэрскорт почувствовал, что при мысли о бритве его начала бить дрожь. На него нахлынула новая волна безудержного гнева. Он с трудом взял себя в руки.
— Даже если мы нашлем на них переодетых полицейских, — поспешил добавить Фицджеральд, — они наверняка их узнают. Уж не знаю, что такого особенного в полицейских в штатском, но узнать их еще легче, чем когда на них эта треклятая форма.
Пауэрскорт задумался. Форма. А в этом что-то есть.
— Джонни, — начал он и снова принялся расхаживать по комнате, — а ведь именно форма может сделать тебя абсолютно незаметным! Если ты полицейский или кто-то в этом роде, на тебя никто и внимания не обратит. Все смотрят только на форму.
— Уж не предлагаешь ли ты мне, — насторожился Фицджеральд, — вырядиться в форму пожарной команды Суссекса? Я, может, и не прочь полазать по этим огромным лестницам, размахивая брандспойтом, но уж лучше в другой раз.
— Нет-нет, Джонни. — Пауэрскорт оставался абсолютно серьезен. — Здесь важен сам принцип. Взять хоть армейских офицеров, — оживился он, — у меня до сих пор сохранилась моя форма. Да и у тебя наверняка тоже. Почему бы нам не выдать себя за этаких героических вояк в отставке?