Банк страха
Шрифт:
Хофман понимал, что идти к Баракату с расспросами можно лишь преподнеся ему что-нибудь взамен. Таков был обычай, ритуал арабского гостеприимства — все равно что прийти с цветами или бутылкой скотча в гости на обед. С пустыми руками идти нельзя. Подумав немного о подходящем презенте, Хофман вспомнил о записке, которую он составил и отослал на прошлой неделе одному своему клиенту в Техас. Тот продавал нефтеочистительный завод в Галвстоуне и попросил Хофмана дать оценку двум возможным покупателям. Более выгодное предложение он получил от одного пакистанского инвестора, однако Хофман навел
— Приветствую вас, устааз Асад, — сказал он, обращаясь к банкиру так, как студент может обратиться к профессору. — Чем вы сегодня заняты?
— Смотрю телевизор, — ответил Баракат, — и разговариваю с Женевой.
— Ну, и что говорят в Женеве насчет доллара?
— Йа, хабиби, откуда мне знать? Там все очень нервничают. Ничего не хотят говорить.
— Вот почему они так богаты.
Баракат вежливо посмеялся — всего один раз: ха! Речь его была странной смесью сладких арабских любезностей и лаконичных выражений европейского банкира. Такое сочетание производило приятное впечатление — словно капля меда на теплой лепешке.
— Как ваш отец? — спросил Баракат, продолжая обмен любезностями. Торопить беседу с ним было бы ошибкой.
— Нормально. Как всегда. По-моему, он скучает без работы.
— Может быть. Но списывать его рано. Ваш отец знает больше, чем говорит вслух.
— Да. — Разговор об отце лишил Хофмана остатков терпения. — Послушайте, — перешел он к делу, — я прошу прощения за беспокойство, но нельзя ли вас на минуту отвлечь?
— Конечно, мой дорогой. К вашим услугам. Чем могу быть полезен?
— Да так, пустяки. Я хотел сообщить вам одну вещь.
— Что именно?
— До меня дошел слух насчет нефтеочистительного завода в Галвстоуне. Похоже, у этого пакистанца дело не выгорит.
— Правда?
— Правда. У меня такое ощущение, что он уйдет к саудовцам. У них хорошо идут дела, и цену они дают приличную.
— Да, дела у саудовцев идут очень хорошо. У них работает мой шурин. Он просил меня купить ему несколько акций.
— В самом деле? — Хофман сделал вид, что удивлен. — Думаю, самое время их покупать.
— Да, пожалуй, — согласился Баракат. Они помолчали, зафиксировав состоявшуюся сделку.
— Есть еще кое-что, — сказал Хофман.
— Правда? — Теперь настала очередь Бараката изобразить удивление.
— Скажите, пожалуйста, хорошо ли вы знаете Назира Хаммуда?
— Довольно хорошо, если иметь в виду то, что можно узнать. Остального не знает никто. Это человек со множеством секретов.
— Не можете ли вы мне о нем рассказать?
— Пожалуй, кое-что. Но не по телефону.
— Можно к вам зайти?
—
— Сейчас. Минут через двадцать.
— Ф-ф-ф. Прямо сейчас? — Баракат явно рассчитывал на иное, но в данный момент он оказался у Хофмана в долгу. — Ну, давайте через полчаса, — смирился он.
Штаб-квартира банка Бараката, который он назвал «Банк-Арабия», находилась на Парк-Лейн, недалеко от офиса Хофмана. Это было внешне скромное здание, гораздо менее внушительное, чем новые банки саудовцев, катарцев и кувейтцев, разместившиеся в самых дорогих домах Лондона. Арабские деньги подчинялись общему закону: новые деньги желали громко заявить о своем появлении, старые предпочитали демонстрировать устойчивость и надежность. Грязные же деньги предпочитали скрываться. «Койот инвестмент», безусловно, принадлежала к последним; «Банк-Арабия» находился где-то посередине.
Баракат был дородным мужчиной с круглой головой величиной с шар в кегельбане. Он любил носить самые современные итальянские костюмы таких размеров, что его фигура была словно окутана парашютным шелком. Когда вошел Хофман, он посмотрел на часы, давая понять, что не склонен к длинной беседе, несмотря на долг перед ним.
— Итак, что же вы знаете о Назире Хаммуде? — спросил Хофман сразу же, едва закрыв дверь. Раз у него мало времени, нечего тратить его на любезности.
— Ваш отец знает, что вы пришли ко мне с этим вопросом?
— Да, — соврал Сэм. При чем здесь его отец?
Баракат округлил брови и одновременно кивнул, как бы говоря, что верит Сэму, но должен будет проверить.
— Ну хорошо, — сказал он. — Что же вы хотите знать?
— Все, что вы сможете рассказать.
— Ладно, — сказал Баракат. — Первое, что я знаю, это то, что он в отъезде.
— Правда? Куда же он поехал?
— Говорят, в Багдад.
Хофман улыбнулся. Баракат знал все.
— И что это означает?
— Это означает, что ему нужно с кем-то побеседовать. Или, может быть, кто-то должен побеседовать с ним. А может, это означает, что у него заболела мать и он поехал ее навестить. Мой дорогой Сэм, откуда мне знать, что это означает? Мы имеем дело с Ираком, а это страна, где никто ничего не знает.
— Конечно. Никто и ничего. Но вы-то как предполагаете?
— Думаю, в Ираке творится что-то странное. Я слышу это ото всех, кто что-либо знает. В Багдаде что-то происходит. Больше я ничего сказать не могу. Почему бы вам не спросить об этом у своего отца?
— Я пробовал. Давайте оставим в покое и моего папу, и то, что происходит в Багдаде, и поговорим о чем-нибудь попроще. Расскажите мне о «Койот инвестмент».
— Почему бы и нет, — ответил палестинец. — Самое основное я вам могу сказать. Из уважения к вам и вашему отцу.
Хофман кивнул и приложил руку к сердцу. Господи, подумал он, это будет мне дорого стоить.
— «Койот инвестмент» — это холдинговая компания, базирующаяся здесь, в Лондоне, — начал Баракат. — Она владеет множеством компаний во всем мире — сталь, алюминий, компьютеры, химия. Я даже могу дать вам перечень дочерних фирм, но это не самое важное.