Банковый билет в 1.000.000 фунтов стерлингов
Шрифт:
— Генри, самыя ничтожныя крохи вашего ежедневнаго дохода могли бы…
— Охъ, мой ежедневный доходъ! Пожалуйте сюда, вотъ горячая шотландская циска — развеселите свою душу. Она тутъ возл васъ! Или нтъ… вы голодны; присядьте и…
— Мн не състь и кусочка, я не чувствую голода. Я не могу сть эти дни; но я буду пить съ вами до-мертва.
— Я не отстану отъ васъ хоть бы вы выпили цлую бочку! Готово? За ваше здоровье! Ну, а теперь, Ллойдъ, изложите-ка мн свою исторію, пока я приготовляю этотъ напитокъ.
— Что же, съизнова ее излагать?
— Съизнова? Что хотите вы сказать?
— Ну я думалъ, что вы хотите услышать ее снова?
— Хочу-ли я услышать ее снова? Вы ставите меня въ тупикъ. Постойте! не пейте больше этой жидкости. Эго для васъ не годится.
— Послушайте, Генри, вы меня пугаете. Разв я не разсказалъ вамъ всей исторіи по дорог сюда?
— Вы?
— Ну да, я.
— Пусть меня повсятъ, если я слышалъ хоть одна слово.
— Генри, шутки въ сторону. Меня безпокоитъ это. Что такое длали вы тамъ, у посланника?
Я овладлъ собою, какъ подобаетъ мужчин.
— Я взялъ прелестнйшую двушку въ мір… въ плнъ!
Онъ стремительно бросился во мн и мы принялись жать другъ другу руки и жали такъ, что рукамъ стало больно; и онъ не бранилъ меня за то, что я не слыхалъ ни одного слова изъ его исторіи, которая длилась цлыхъ три мили. Онъ услся и разсказалъ все снова, какъ терпливый, добрый малый, какимъ онъ былъ. Вкратц вотъ сущность его разсказа: онъ прибылъ въ Англію съ самыми радужными надеждами; по «условію» онъ долженъ былъ продать горнозаводскіе участки отъ имени ихъ владльцевъ и въ его пользу оставалось все, что будетъ свыше одного милліона долларовъ. Онъ энергично взялся за это дло, пустивъ въ ходъ всю изворотливость своего ума, испробовавъ вс честныя средства, израсходовавъ почти вс свои сбереженія и не нашелъ ни одного капиталиста, который захотлъ бы выслушать его, а срокъ его условія истекалъ въ конц этого мсяца. Словомъ, онъ былъ раззоренъ. Затмъ онъ вскочилъ съ своего мста и вскричалъ:
— Генри, вы можете спасти меня! Вы можете спасти меня и вы единственный человкъ во всемъ мір, который можетъ это сдлать. Сдлаете-ли вы это? Захотите-ли вы это сдлать.
— Скажите мн, какъ. Выскажите свою мысль, голубчикъ.
— Дайте мн милліонъ и на что вернуться на родину подъ мое «условіе»! Не откажите, не откажите мн!
Я былъ словно въ агоніи. У меня готовы были сорваться слова: «Ллойдъ, я самъ нищій… абсолютно безъ пенни за душой, да еще въ долгахъ!» Но тутъ, будто молнія, въ моемъ мозгу блеснула огненная мысль; я сжалъ свои челюсти и старался утомить свое волненіе, стать хладнокровнымъ, какъ подобаетъ капиталисту. И такъ я сказалъ дловымъ спокойнымъ тономъ самообладанія:
— Я спасу васъ, Ллойдъ…
— Ну такъ я уже спасенъ! Да будетъ на вки надъ вами благословеніе Божіе! Если когда нибудь я…
— Дайте мн кончить, Ллойдъ. Я спасу васъ, но не этимъ путемъ; потому что это не будетъ для васъ выгодно, посл всхъ вашихъ хлопотъ и трудовъ, и риска, которому вы подвергались. Мн не на руку покупать рудники; я и безъ этого могу пускать свой капиталъ въ оборотъ въ такомъ торговомъ центр, какъ Лондонъ; поэтому я тутъ и остаюсь все это время. Но вотъ что я сдлаю для васъ. Вдь я знаю все объ этихъ рудникахъ; мн извстна ихъ огромная цнность и я могу засвидтельствовать это подъ присягою каждому, кто пожелаетъ. Вы продадите ихъ впродолженіе двухъ недль за три милліона долларовъ, открыто воспользовавшись моимъ именемъ, а прибыль мы подлимъ между собою поровну.
Онъ такъ расходился, въ порыв безумной радости, что спалилъ бы и переломалъ бы все, что было въ комнат, еслибы мн не удалось повалить и связать его.
И такъ онъ лежалъ у меня, вполн счастливый, повторяя:
— Я могу воспользоваться вашимъ именемъ! Вашимъ именемъ… подумать только! Голубчикъ, да вдь они повалятъ гуртомъ, какъ стадо барановъ, эти лондонскіе тузы, они будутъ драться за эти рудники. Вы осчастливили меня, осчастливили навсегда! И я не забуду этого до конца своей жизни.
Мене чмъ въ двадцать четыре часа въ Лордон только и говорили объ этихъ рудникахъ! День за днемъ я ничего не длалъ, а только сидлъ у себя дома и говорилъ всмъ постителямъ:
— Да, я разршилъ ему сослаться на меня. Я знаю этого человка и знаю также рудники эти. Репутація его безупречна, а рудники стоютъ гораздо дороже, чмъ онъ проситъ за нихъ.
Въ то же время вс свои вечера я проводилъ въ дом посланника, съ Порціей. Я не сказалъ ей ни слова о дл съ рудниками; я хотлъ сдлать ей сюрпризъ. Мы говорили о жалованьи; ни о чемъ другомъ не говорили, кром жалованья и любви; иногда о любви, иногда о жалованьи, иногда о любви и жалованьи вмст. И Боже мой! участіе, какое принимали въ нашемъ маленькомъ дл жена и дочь посланника, безконечная изобртательность ихъ, чтобы избавить насъ отъ помхи и оставить посланника въ полномъ невдніи и ничего неподозрвающимъ… все это было такъ мило съ ихъ стороны.
Когда наконецъ прошелъ этотъ мсяцъ, у мена лежало въ Лондонскомъ банк на мое имя милліонъ долларовъ и Гастингсъ помстилъ свои деньги тамъ же. Одвшись, какъ подобало моему настоящему блестящему положенію, я прохалъ мимо дома на Портландъ-Плэсъ, понялъ по нкоторымъ даннымъ, что мои птицы вернулись въ себ домой, отправился къ посланнику за своей ненаглядной и мы пустились въ путь, обсуждая изо всхъ силъ вопросъ о жалованьи. Возбужденіе и безпокойство придавали ея красот такой нестерпимый блескъ, что я сказалъ ей:
— Радость моя, ты такъ хороша въ эту минуту, что было бы преступленіемъ урзать хоть одно пенни изъ жалованья по три тысячи фунтовъ въ годъ.
— Генри, Генри, ты погубишь насъ!
— Да не пугайся же. Оставайся такою, какъ теперь, и доврься мн. Все устроится великолпно.
Случилось такъ, что мн пришлось всю дорогу поддерживать ея мужество. Она все уговаривала меня, повторяя:
— О, прошу тебя, не забывай, что если мы станемъ требовать слишкомъ много, то, пожалуй, не получимъ совсмъ никакого жалованья, а тогда, что станется съ нами, безъ всякихъ средствъ къ заработку?
Насъ ввелъ тотъ же лакей и мы застали здсь этихъ двухъ старыхъ джентльменовъ. Разумется, они изумились, увидвъ это дивное созданіе со мною, но я сказалъ имъ:
— Вамъ нечего смущаться, джентльмены, она — моя будущая поддержка и супруга.
И я представилъ ихъ ей, назвавъ ихъ по имени. Это не удивило ихъ: они знали, что я долженъ былъ справиться о нихъ въ адресъ-календар. Они усадили насъ и были очень вжливы со мною, а ее всячески старались вывести изъ замшательства и, насколько было въ ихъ силахъ, успокоить. Затмъ я сказалъ имъ: