Бархатная маска
Шрифт:
Скорее бы зима, думала Лаис. Может быть, повезет и снег в этом году ляжет рано и продержится дольше, чем осенние дожди. А затем придет весна, все вновь расцветет, и можно будет сидеть в саду на скамье под увитой плющом аркой и читать книги. Лето всегда возвращается, только нужно немного переждать.
Иногда вечерами Фламбар рассказывал Тамине и Джерри про дальние страны, где тепло круглый год и почти всегда светит солнце; Лаис слушала, устроившись у камина, потирала озябшие руки. Как много она бы отдала, чтобы Роберт согрел их своими пальцами, своим дыханием. С мужем Лаис никогда не бывало холодно. Стоило прижаться к нему –
Они часто ездили вместе в театр в Лестере: Рождество неотвратимо приближалось, и репетиции шли одна за другой. Лаис нравилось то, что получалось в итоге. Эшли оказался талантливым постановщиком, музыка Касболда, несмотря на неприятное, но быстро забывшееся происшествие с арией Энея, по-прежнему завораживала, а участники спектакля вдохновлялись все больше и больше. Осенний сезон уже оказался весьма нескучен; за чаем в гостиных и на приемах в бальных залах только и разговоров было, что о готовящейся мистерии. Ее участники сделались героями, их расспрашивали, пытаясь узнать подробности, однако по просьбе лорда Эшли все, кто имел отношение к постановке, вступили в заговор молчания. Лаис лишь многозначительно улыбалась, когда ее осаждали вопросами друзья.
Наступил ноябрь, плавно потек и докатился почти до середины, когда Лаис стала свидетельницей загадочного происшествия.
В тот день она отправилась в Лестер рано, чтобы успеть вернуться к обеду. Фламбар, как обычно, сопровождал графиню; он устроился на сиденье напротив, шуршал листами бумаги и что-то мурлыкал себе под нос: учил слова. Лаис украдкой наблюдала за ним, скользила осторожным взглядом по чертам его лица, по рукам, державшим ноты. Какая же огромная пропасть разделяет ее и Энджела! Построить мост не удастся, и даже мечты об этом постепенно превращались в прах.
Дождь, к счастью, ненадолго прекратился; стоял сумрачный промозглый день, а небо по-прежнему было затянуто тучами, что не предвещало ничего хорошего. Черные скелеты деревьев возникали из тумана, чтобы тут же снова кануть в небытие. Кучер напевал деревенскую песенку, и некоторые слова доносились до слуха Лаис; напев оказался унылым и сонным. Как только лошади не спят на ходу, раздраженно подумала графиня. Она вздохнула и взяла свои ноты тоже. Энджел поднял голову.
– Как вам удается разбираться в музыке так легко? – спросила Лаис.
Фламбар пожал плечами.
– Музыка всегда была неотъемлемой частью моего мира. Скорее мне непонятно, как можно не понимать ее, не слышать ее звучание во всех вещах на свете.
– Временами вы кажетесь очень романтичным, Энджел, – вырвалось у Лаис.
Он мгновенно замкнулся.
– Разве? А я-то считал, что преодолел романтический возраст много лет назад.
– Для себя самого – возможно.
– Вы считаете меня романтиком, миледи? – Он, казалось, искренне удивился.
– Как ни странно, да. В вас временами проскальзывает нечто авантюрное и… не знаю, как объяснить. – Лаис помолчала, подбирая слова. – Может быть, для вас это ничего и не значит, однако со стороны вы можете произвести впечатление весьма романтичного персонажа.
– Шпага
– Не лукавите сами с собой? – прищурилась Лаис.
Фламбар удивленно моргнул.
– Считаете, что я себя обманываю?
– Временами мне так кажется. Вы спрятались в своей замкнутости, словно моллюск в раковине, и очень редко приоткрываете створки.
Он невесело засмеялся. Настолько невесело, что Лаис почувствовала горечь на своих губах. Она покачала головой и плотнее закуталась в накидку: по карете гулял сквозняк. Наверное, стоит заказать новую.
– Почему я так интересен вам, миледи?
Откровенный ответ Лаис дать не могла. Пришлось удовольствоваться полуправдой:
– Я люблю головоломки.
– О! – судя по выражению лица, Фламбар тщательно подыскивал вежливый ответ. В итоге не нашел и ограничился коротким: – Забавно.
– Не настолько, как мне, – буркнула Лаис, и разговор прервался.
Через некоторое время карета въехала в Лестер, и Лаис подняла глаза, чтобы еще взглянуть на Фламбара. Энджел задумчиво смотрел в окно. Нет, эту головоломку Лаис, похоже, не сложить: слишком нелюдимым оказался фехтовальщик, слишком замкнутым в себе. Если у него есть тайны, пусть хранит их до самой смерти, а она, Лаис, больше не станет в них лезть. Никогда. Все попытки разговорить Фламбара разбиваются о каменную стену молчания либо словесных уверток. Никакой возможности что-то выяснить. Ну и пускай.
В тот самый момент, когда Лаис сердито уговаривала себя, что сможет прожить и в такой неясной ситуации – ведь неизвестно, сколько Энджел еще проведет в ее доме, скорее всего, не один месяц, а может быть, и годы, так что надо привыкнуть, – произошло нечто из ряда вон выходящее. Глядевший в окно Фламбар дернулся, разом растеряв свою кошачью неторопливость, и побледнел так резко, что кожа стала почти серой. Экипаж притормозил на углу, и Фламбар, не заботясь о том, что рискует переломать ноги, распахнул дверцу кареты и выпрыгнул на улицу. Лаис невольно вскрикнула, и экипаж остановился: видимо, кучер обернулся, увидел распахнутую дверцу и оценил ситуацию. Не понимая, что происходит, графиня встала и высунулась из открытой двери, взглядом ища Фламбара.
Она увидела, как Энджел догоняет идущую по улице женщину в темном платье и простом суконном плаще; Лаис не видела ее лица, только светлые волосы, выбившиеся из-под шляпки. Фламбар догнал горожанку и схватил за плечо, та в испуге отшатнулась, и Энджел, тут же разжав пальцы, отступил на шаг назад. Лаис увидела, как он глубоко поклонился женщине, что-то сказал, поклонился еще раз. Горожанка нервно поправила шляпку, кивнула и отправилась своей дорогой, а Фламбар побрел обратно.
Он шел очень медленно. Лаис хотела встретить его вопросительной и даже возмущенной фразой, однако вовремя прикусила язык. Лицо Фламбара сохраняло мертвенный оттенок, глаза были совершенно дикими. Он кивнул кучеру, подождал, пока Лаис вновь сядет на место, и забрался в карету сам. Дверца захлопнулась, кучер свистнул, копыта лошадей снова застучали по мостовой. Энджел привалился к спинке сиденья и прикрыл глаза.