Бархатный дьявол
Шрифт:
— Если он один из людей Максима, у нас не будет другого выбора, кроме как убрать его.
— Я знаю, — отвечаю я. — Но пока Эрика Келлера трогать нельзя. Я разберусь с ним, когда понадобится.
Я собираюсь спросить Богдана о новых данных о Максиме и его передвижениях, когда слышу шум за спиной. Я оборачиваюсь и вижу Камилу, стоящую на пороге моей спальни.
У нее в руках три книги, но ее глаза широко раскрыты и внезапно полны паники.
Чёрт.
Она что-то подслушала.
— Богдан, — говорю я, не сводя глаз с Камилы. — Я должен идти.
— Попался. Я позвоню с другим отчетом ночью.
Я вешаю трубку и поворачиваюсь к Камиле, которая, кажется, как вкопанная. Она может только смотреть на меня, ее глаза хаотично сверкают, как будто она не уверена, ей следует быть разочарованной или сердитой.
— О чем был этот звонок? — она спрашивает. Страх очевиден в ее тоне.
— Просто бизнес.
— Очевидно, это дело касается меня, — обвиняет она. — И Эрика.
Боже. Пиздец. Чёрт возьми.
— В разговоре было нечто большее, чем то, что ты только что услышала, — говорю я, делая шаг к ней.
Она вздрагивает от замороженного состояния и роняет книги на ближайшую поверхность, которую только может найти. Когда я приближаюсь к ней, она отскакивает.
— Действительно? Потому что это звучало так, будто ты был готов нанести удар по Эрику, — говорит она.
Я проклинаю собственную беспечность. Этот разговор с Богданом я должен был вести в одном из частных кабинетов при запертой двери. — Это было не так.
— Почему Эрик представляет для тебя такую угрозу? — она спрашивает.
Ее брови немного сдвинуты вместе, когда она собирает кусочки вместе. Ей нужно всего пару секунд. Она слишком умна для своего же блага. — Он ищет меня, не так ли?
Я закрываю глаза в гримасе и киваю. — Да.
— Он меня найдет?
— Он, безусловно, привлек много людей.
— Что ты имеешь в виду?
— Интерпол и британская полиция.
Ее глаза расширяются. — Меня все ищут?
— Похоже на то.
— И ты думаешь, что убийство Эрика устранит угрозу того, что кто-нибудь найдет меня? — недоверчиво спрашивает она.
— Нет, конечно нет. Мы с Богданом обсуждали совсем другую возможность.
— Какую?
Я хочу рассказать ей о своих подозрениях. Но только вчера она рассказала мне, какое утешение приносили ей отношения с Эриком в годы изгнания. Неужели я собираюсь подорвать ее доверие к мужчине из-за необоснованного подозрения, которое еще предстоит доказать?
— Это не имеет значения.
— Ты подозреваешь, что Эрик собирается усложнить тебе жизнь, и твой план состоит в том, чтобы… убить его?
Она звучит совершенно отвратительно, но в основном это делается для того, чтобы скрыть опустошение.
—
— Так устроены дела в Братве? Вы убиваете людей по своему желанию просто потому, что их неудобно иметь рядом?
— Это сложный мир, Камила.
— А ты полный ублюдок. Что дает тебе право играть в Бога?
— Никто мне ничего не дал, черт возьми, — огрызаюсь я. — Я взял право.
Ее глаза становятся холодными. Я чувствую, что перемирие, на построение которого мы потратили дни, рушится вокруг нас. Конечно, это было неизбежно. У нас никогда не было прочного фундамента.
Все, что у нас есть, это секреты за секретами.
Камила качает головой. Ее руки дрожат. Маленькая мечта, в которой мы жили, угасает, и на ее место приходит холодная, суровая реальность.
— Максим, наверное, тоже меня ищет, не так ли?
Мои руки сжимаются в кулаки. — Да.
— Должно быть, тебе ужасно трудно держать меня в тайне, вне досягаемости всех.
Я сужаю глаза. — Камила…
— Каков твой план? — спрашивает она вызывающим тоном.
Сейчас она напрашивается на бой, и, учитывая мое нынешнее настроение, я готов дать ей бой. Я продвигаюсь вперед, но на этот раз она стоит на своем.
— Зачем мне рассказывать тебе о моем плане?
— Потому что я в центре всего этого, — говорит она. — Ты похитил меня, потому что хотел получить информацию о Максиме. Но он мне ничего не дал. Мне нечего тебе сказать существенного. Так почему ты держишь меня рядом?
— Чтобы убедиться, что он не сможет добраться до тебя.
— Какая разница, если он это сделает? — настаивает она. — Какое тебе дело?
Я не знаю, что она ожидает, что я скажу здесь. Сделать ей смелое признание в любви? Сказать ей, насколько она важна для меня? Сказать ей, что я не могу жить без нее?
Я не тот человек.
И даже если бы я смог заставить себя произнести эти слова, они не были бы правдой.
Я могу жить без нее. Я родился из амбиций моего отца и его безжалостной жестокости. Я родился, чтобы возглавить Братву, и это то, что я буду делать, независимо от того, рядом со мной Камила или нет.
Но я также начинаю понимать, что отпустить ее будет гораздо труднее, чем должно быть.
— Исаак! — говорит она, ее голос быстро повышается. — Ответь на гребаный вопрос. Почему ты держишь меня здесь? Какие у тебя планы на меня?
— Мои планы — мое дело.
Она делает шаг передо мной, как будто боится, что я выйду из комнаты.
— Все это того стоит? — спрашивает она, выражение ее лица меняется с горького на умоляющее. — Какой цели все это служит?
— Цель? — язвительно повторяю я. — Это моя жизнь.