Баронесса Настя
Шрифт:
— Разумеется.
Помолчали, думая каждый о своём. Ацер, вдруг оживившись, наклонился к спутнице:
— Так, значит, вы усердно изучаете русский язык.
— Да. Я готовлюсь работать в России — в Курске, Полтаве или Харькове.
— Тогда вам нужен и украинский.
— Сомневаюсь. В будущем мы утвердим по всей России один язык — немецкий.
Ацер слегка улыбнулся, стараясь не показывать своего скепсиса, но Кейда ещё за обедом в замке поняла, что молодой барон не разделяет её страстных излияний в верности фюреру, он как бес ничему не верит и полон ядовитой иронии.
— Как далеко продвинулся ваш русский язык?
— Мой лично?
— Именно ваш язык. Много ли слов вы знаете?
— Слов не считала, но я понимаю почти всё, что они говорят и готова поболтать с ними.
— Я спросил об этом не случайно, мне нужен переводчик, — собственный, особо доверенный. Вам, как кавалеру...
Он посмотрел на орден, сверкавший бриллиантами.
— ...я могу доверить...
— Хорошо, я почти согласна, но мне нужна зарплата. И — хорошая.
— Предлагаю тысячу марок в месяц.
— Э, нет! Такое жалование меня не устроит.
— Тысяча марок — не устроит? Да у нас обер-штурм-фюрер получает пятьсот!
— Обер-штурмфюрер пусть получает свои пятьсот, а у меня должна быть своя зарплата.
— Какая же? — искренне изумился Ацер.
— Десять тысяч марок.
Ацер приоткрыл рот и выпучил глаза. С минуту он ничего не мог сообразить, но потом выдохнул:
— Вы шутите.
— Нисколько.
— Послушайте: вот я — глава сверхсекретного военного объекта, без пяти минут генерал, а платят мне в пять раз меньше.
— Я не генерал и даже не майор, но меньше чем за десять тысяч служить не стану.
Говорила твёрдо, с сознанием своей правоты, хотя и сама не понимала до конца смысла своей игры.
Ещё более сложные чувства испытывал Ацер. «Чем вызваны претензии этой молоденькой и, в сущности, ничего не значащей девчонки? Не исключено, что у неё есть другие предложения, быть может, ещё более выгодные». Одна догадка сменяла другую. И одновременно властно приходило осознание невозможности уступить кому-то попавший в его руки драгоценный камень, и не десять тысяч в месяц, а все своё состояние он готов был бросить к её ногам. Страшноватая это была мысль, но именно она западала все глубже в его сознание, и он уже всерьез задумывался о том, как бы половчее расставить сети...
— Согласен, — сказал он негромко, — получайте свои десять тысяч.
— О, вы богатый человек! Где вы возьмете такую кучу денег?
— Я человек не бедный, и хотя и знаю, что русским вы владеете не очень хорошо, согласен на ваши условия.
— Но это ещё не все мои условия.
— Пожалуйста, готов выслушать.
— Жить буду, где захочу, встречаться — тоже с кем захочу. Служить готова не больше четырёх часов в сутки. Два выходных в неделю! И деньги — за год вперёд.
Кейда жёстко накручивала свои условия в надежде, что он дрогнет, откажется, но Ацер согласился.
— Деньги получите сегодня. А к работе приступите завтра.
Автомобиль, обогнув очередной холм, выкатился на поляну, на дальнем краю которой в тени пирамидальных тополей стоял светло-жёлтый, с тремя острыми крышами, четырёхэтажный дом. У входа в него была видна группа офицеров с собаками. Увидев приближающийся автомобиль, они расположились двумя рядами и в положении «смирно» ждали появления начальства.
Полковник важно вышел из машины. Офицеры стояли не шелохнувшись. Ацер кивнул им. Растворил дверцу со стороны Кейды. И когда они проходили в дом, а офицеры щелкнули каблуками, выбросив вперёд руки, Ацер и на это приветствие лишь слегка кивнул головой. И удивился тому, что и Кейда шла мимо них спокойно и не реагировала на нацистский жест. Он объяснял этот факт лишь ещё одной странностью девицы, обладавшей орденом, о котором приветствовавшие их офицеры не могли и мечтать.
В дом вели три двери. Ацер растворил среднюю и пропустил впереди себя Кейду.
Кейда отметила про себя, что всюду, где появлялся Ацер, его встречали офицеры в чёрных мундирах. Были среди них и пожилые, важные, но Ацер со всеми был холоден и даже руки никому не подавал. Было много собак, они сидели возле ног своих хозяев и спокойно наблюдали за происходящим.
Ацер провёл Кейду сквозь анфиладу коридоров и комнат, двери распахивал семенивший впереди толстый майор. Наконец они вошли в большой зал без окон, здесь Ацер подал Кейде стул и предложил сесть возле круглого, ничем не покрытого стола.
— Приведите Фёдора! — сказал Ацер офицеру.
Вскоре в сопровождении часового в зал вошёл мужчина лет сорока, в помятом шерстяном костюме, в белой рубашке с небрежно повязанным галстуком.
«Фёдор? Почему Фёдор? — думала Кейда — У него же есть фамилия»
Майор с часовым удалились. Фёдор сидел напротив Кейды и спокойно разглядывал её.
Ацер повернулся к Кейде:
— Скажите ему: мне не нравится его вид, — я просил капитана Фёдора одеваться красиво и чисто.
Кейда перевела, на что капитан неопределенно и лениво повёл плечом.
Ацер продолжал:
— Спросите его: чем он занимался в Горьком?
Капитан хотя и не сразу — он с минуту снисходительно смотрел на Ацера, — но заговорил. В голосе его слышалось безразличие:
— Проектировал подводные лодки.
— Вы изобрели «лягушку».
— Магнитную мину я не изобретал.
— Кто её изобрел? Ваш главный инженер?
— Да, кажется.
— Его фамилия?
— Демьянович Николай Павлович.
— Он сейчас переведён в Челябинск?
— Да.
— Он и там главный инженер?
— Да, на танковом заводе.
— У него жена еврейка?
— Кажется.
— Не кажется, а точно. Вы её хорошо знали. И волочились за ней.
— Что это — «волочились»?
— Не валяйте дурака! Вы отлично знаете смысл этого слова.
— У нас на заводе есть волочильный стан...
— Хватит скоморошничать! Лучше скажите: устройство магнитной мины знаете?
Последний вопрос Кейда задала на чистейшем русском языке, и капитан сдвинул брови, пытливо посмотрел на неё. С лиц его слетело лениво-благодушное настроение.