Баронесса Настя
Шрифт:
Кейду озадачивало это нелепое положение, когда трудно понять, что происходит вокруг. Она была убеждена только в одном — в своей безопасности — и была спокойна. Это её спокойствие передалось и Анчару. Он просунул голову в дверь ванной и беззастенчиво оглядывал хозяйку с ног до головы. Кейда повернулась к нему боком и прикрыла руками грудь. Рассмеявшись, с улыбкою укорила пса:
— Ты, Анчар, всё-таки мужчина. Иди на своё место.
Дверь закрылась. Патриция усадила Кейду к зеркалу, стала разбирать волосы.
— Баронесса Рут любила мыться в этой ванной. И с ней тоже тут был Анчар.
— Он и спал рядом с кроватью баронессы?
— Да, она не расставалась с ним. Баронесса очень любила собаку.
— Она была хорошая?
— Кто?
— Баронесса Рут.
— Нет, она нас, русских, била.
— А барон Ацер... защищал вас?
— Да, он любил меня. Он мой муж.
— Муж? Барон Ацер?..
— Ой, госпожа! Простите меня, я случайно... У меня слетело с языка!
Барон Ацер не должен знать об этом, он убьёт меня. Госпожа Кейда, я прошу вас, очень прошу!
— Успокойся, Патриция. Я тебя не выдам. Никогда и ни за что, и никому!
Я клянусь! Но как же ты можешь быть его женой? Ты — русская!
— Русская, русская... Из лагеря Цвиккау. Нас отобрали по цвету глаз, по
волосам... Глаза синие, волосы светлые... Сюда привезли сорок девчонок из разных лагерей. Мы все — жены барона. Русский гарем, — понимаете? Весь прошлый год я была любимой женой хозяина. Сейчас — нет. Сейчас — у него другая. Теперь я и моя подружка Мария — ее назвали «Мариам» — остались здесь для поручений.
— Гарем?.. Такое бывает на Востоке.
— Ацер и есть восточный человек. Он только служит Гитлеру, но он не немец. Я слышала, как друзьям из Англии он говорил: «Во мне течёт кровь палестинских фарисеев».
— Зачем ты это мне говоришь? Ты же рискуешь.
— Да, рискую, но что же делать? Он дал приказание «откормить» и выхолить девочек. Их уже прислали из других лагерей. Их подготовят, оденут и покажут полковнику. И тогда нас заменят. А мы не хотим возвращаться в лагерь. Помогите нам!
— Приказание «откормить» и выхолить?
— Да. Мы моем их душистым мылом, применяем разные кремы. Их кормят молоком. Сливок дают много, сметаны. Жидкий шоколад для них готовят. Вашим слугам полгода жалованья не платят, там дети голодают, а их — жидким шоколадом... Причёски им делают. А потом на смотр ведут. Голых, совершенно голеньких. Ну, понятное дело, стесняются девочки, те, что помоложе, плачут. А он, Ацер, сидит в кресле и оглядывает их со всех сторон. Которые совсем молодые — лет пятнадцати, четырнадцати, — в Блок «ИКС» посылают, — это его, значит, жёны, стройненьких он любит и красивых, и чтоб грудь не совсем развилась. Некоторых отправляют в блок «Альфа», для гостей именитых. Гостям Мальтийского замка девочек поставляют. Вместо мороженого, на десерт.
— Мальтийского замка?
— Да, есть такой в Швейцарии.
— Где живут девочки?
— В лесу под горой. Там дом двухэтажный, под охраной.
Патриция схватила Кейду за руку, склонилась над ней, горячо дышала в ухо. Лежавший у ног Кейды Анчар почувствовал неладное, поднял голову.
— Мы знаем, вы русская, вы разведчица, — вы нам поможете, должны помочь!
— Я — русская?
— Русская, русская, — и это хорошо. Вам ничего не грозит, потому что вы нужны Ацеру. Он хочет на вас жениться, скоро сделает вам предложение.
— И это вам известно?
— Да, да! Я слышала разговор Ацера с кудрявым русским. Случайно слышала, но только вы не выдавайте,
«Неужели эта юная девушка, испытавшая муки унижений.., неужели она разыгрывает внушённую ей Ацером роль провокаторши?» — думала Кейда, соображая, как ей быть, как вести себя.
— У тебя, конечно же, есть русское имя?
— Есть, есть... Настей меня зовут.
— Как?
— Как и вас. Я ваша тёзка.
— Ну, ладно, предположим, я русская. Что же я могу для вас сделать?
— Всё! Вы можете сделать всё! И для тех несчастных, которые томятся в блоке «Б». Их семьдесят или шестьдесят человек. Они света белого не видят, их даже гулять не выпускают. Раньше выпускали, но теперь, когда часть охраны отправили на фронт, Ацер боится, что они могут разбежаться.
— А те, что в блоке «А»?
— Те не бегают. Им незачем бежать и некуда. До линии фронта — не добежишь. Можно только во Францию, но там немцы. Ацер говорит: «Русские животные, их надо приручать. Им дай хорошую еду, постель — и они довольны. А если ещё и бабу?!» И даёт им женщин. Нескольких девочек пустил по рукам. Ацер очень хитрый. Его знает сам фюрер. Бароны Функи давали нацистам деньги. Гитлер дружен был с отцом Ацера.
«Информация! подумала Кейда, — Фонтан нужных мне сведений!»
И эта мысль успокаивала, снимала тревогу, настраивала на мирный, доверительный лад.
— Ты такая доверчивая, — как дитя.
Подошла к Насте и обняла её за плечи.
— А вдруг я не русская!
— Нет, русская! Я знаю. Я слышу сердцем!
— Но если это знает и Ацер, он арестует меня и поместит в Блок «Б».
— Не поместит! Он вас боится. У вас орден. Его будто сам Гитлер даёт. Вы не бойтесь. Но вы правы и никому не открывайтесь. Я сейчас вас покормлю, и вы ляжете спать. На ковре у изголовья будет лежать Анчар, а в той комнате — я. И ко мне придёт Мария. А в вашу комнату можно пройти только через нас. Но даже и не в этом дело. Вы нужны Ацеру. Он, кажется, вас полюбил и мечтает взять с собой в Америку. Но, может, есть другая причина. Я постараюсь узнать всё что можно. Мы с Машей с утра до ночи толчемся среди его друзей, — носим из подвалов вино, кормим их, моем посуду.
— Зачем тут люди? Их, как я вижу, много.
— Людей много. И люди разные. Французы, англичане, чехи, швейцарцы. Приезжают банкиры, хозяева заводов. Говорят на разных языках, но я всех понимаю. Я знаю немецкий, английский, французский... Выучила за полтора года. Правда, они думают, что я дурочка и ничего не понимаю, а я лишь редкие слова разобрать не могу. Пусть думают, пусть они так думают. Сволочи!
Она сказала это каким-то не своим, не женским голосом.
— За что вы их ненавидите? Вы же их не знаете.