Барраяр
Шрифт:
Ивон Форхалас командовал верными Фордариану наземными войсками в столице и руководил последней обороной центра космической связи в комплексе генштаба. Он погиб во время последних боев: собственные подчиненные застрелили его, когда он презрительно отверг предложение сдаться в обмен на амнистию. В каком-то смысле Корделия испытала облегчение. Традиционным наказанием за измену для фор-лорда являлась публичная голодная смерть. Император Эзар никогда не колебался следовать этой отвратительной традиции. Корделия могла лишь молиться, чтобы правление Грегора положила этому обычаю конец.
После того, как коалиция мятежников лишилась объединяющего их вождя, она быстро распалась на отдельные фракции. Некий крайне
— Нельзя останавливаться на полпути, — ворча, предвещал ему граф Петр по поводу такой деликатности.
— Шаг за шагом, — ответил Форкосиган мрачно, — я обойду вокруг света. Вот увидишь.
На пятый день в столицу доставили Грегора. Форкосигану и Корделии пришлось взять на себя тяжелую обязанность рассказать ему о смерти Карин. Он в полном замешательстве расплакался. Когда мальчик немного успокоился, его вывезли к войскам в открытой, защищенной силовым экраном машине: формально это он делал армии смотр, хотя на самом деле солдатам показывали живого императора, что окончательно развенчало распущенные Фордарианом слухи о его гибели. Корделия поехала с ним. Потрясенное, тихое, горестное молчание ребенка ранило ее в самое сердце, но все же они поступили правильно. Лучше, чем если вывезли бы его, радостного, на парад и рассказали правду лишь по его окончании. Если бы Корделии всю поездку пришлось выносить бесконечный поток вопросов Грегора, где мама, она бы сломалась.
Похороны Карин были публичными, но, учитывая творящийся хаос, менее пышными, чем могли бы быть. Грегору второй раз за год пришлось зажечь поминальный костер. Форкосиган попросил Корделию помочь мальчику держать факелом. Эта часть погребальной церемонии показалась ей воистину излишней после того, что она устроила во дворце. Корделия добавила в гору приношений собственный густой локон. Грегор не отходил от нее ни на шаг.
— А меня тоже убьют? — шепотом спросил он. В его голосе не было страха, лишь мрачное любопытство. Отец, дед, мать, он всех их потерял за один год, и неудивительно, что ощущал себя мишенью, хотя в свои годы еще не понимал толком, что такое смерть.
— Нет, — твердо ответила Корделия и крепче обняла его за плечи. — Я им не позволю. — Слава богу, его это пустое уверение, как ни странно, утешило.
«Я буду заботиться о твоем сыне, Карин», мысленно пообещала Корделия, когда языки пламени взвились вверх. Эта клятва стоила дороже любого из горящих в поминальном костре даров, ведь она неразрывно привязывала ее к Барраяру. Но жар от огня заставил немного утихнуть ее головную боль.
Душа самой Корделии плелась медлительной усталой улиткой, закованной в стеклянный панцирь бесчувствия. Остаток церемонии она двигалась как автомат, то и дело, на мгновение, отмечая бессмысленность происходящего. Самые разные барраярские форы обращались сегодня к ней с непоколебимой, глубокой официальностью. «Еще бы: они считают меня психованной, опасной бабой, которую только из-за ее связей выпустили из сумасшедшего дома». Но вдруг до нее дошло, что эта преувеличенная вежливость означает уважение.
И это ее взбесило.
Когда они вернулись к себе, Эйрелу потребовался целый час, чтобы ее утихомирить, а потом она расплакалась. Он выдержал и это.
— Ты собираешься этим как-то воспользоваться? — спросила она, когда, совершенно измучившись плачем, обрела подобие возможности соображать. — Этим моим… забавным новым статусом? — Как отвратительно ей было это слово, как оно горчило на языке.
— Я воспользуюсь чем угодно, — поклялся он негромко, — лишь бы пятнадцать лет спустя возвести Грегора на трон психически нормальным и компетентным государем во главе стабильного правительства. Тобою, мною, чем понадобится. Невыносимо было бы заплатить так много и не преуспеть.
Она вздохнула и вложила свои ладони в его. — А если произойдет несчастный случай, завещаю тебе органы, которые от меня останутся. Так принято на Бете. Чего не утратишь…
Эйрел беспомощно усмехнулся. Они склонились друг к другу, прижавшись лбом ко лбу, обнявшись. — … того не найдешь.
Ее мысленная клятва Карин стала официальной гарантией, когда их с Эйрелом, как супругов, Совет графов официально назначил опекунами Грегора. Было тонкое юридическое отличие между этими обязанностями и тем управлением империей, которое лежало на плечах Форкосигана как Регента. Премьер-министр Фортала специально уделил Корделии время и прочитал ей лекцию, разъясняя, что ее новая должность не подразумевает под собой политической власти. Ее обязанности были экономическими, включая попечительство над владениями семьи Форбарра, отделенными от имперских и принадлежащими напрямую Грегору как графу Форбарра. А также по поручению Эйрела она должна была заведовать домом императора и его образованием.
— Но, Эйрел, — изумилась Корделия, — Фортала специально подчеркнул, что я не получаю никакой власти!
— Фортала… не всеведущ. Скажем так, он не очень хорошо узнает те формы власти, которые не идентичны силе. Хотя твои возможности не так широки: в двенадцать Грегор отправится в подготовительную школу при Академии.
— Но разве они не понимают…?
— Я понимаю. И ты. Этого достаточно.
Глава 20
Одним из первых своих распоряжений Корделия вновь перевела Дру к Грегору, чтобы в жизни мальчика сохранились хоть какие-то привычные эмоции и привязанности. Это не означало, что ей самой придется отказаться от общества девушки, к которой она глубоко привязалась; ведь Иллиан наконец-то настоял, чтобы Регент переехал жить в императорский дворец. На сердце у Корделии стало окончательно легко, когда через месяц после Зимнепраздника была назначена дата свадьбы Ку и Дру.
Корделия предложила обеим сторонам свои услуги свахи, но Ку и Дру почему-то спешно отказались, хоть и рассыпались в благодарностях. Учитывая многочисленные сложности и ловушки барраярских обычаев, Корделия была рада оставить это занятие опытной леди постарше, которую наняли молодые люди.
Корделия часто виделась с Элис, они ездили друг к другу в гости. Младенец Айвен, хоть и не мог пока стать своей матери поддержкой, зато занял все ее внимание, пока она приходила в себя и выздоравливала после суровых испытаний. Он быстро рос, несмотря на капризность — благоприобретенная черта характера, решила Корделия, видя, как суетится над ним мать. «Парнишке не помешала бы пара-другая сестер и братьев, отвлечь мамино внимание», подумала она, глядя, как Элис позволяет сыну срыгивать себе прямо на плечо, пока сама предается мечтам, как в восемнадцать ее мальчик блестяще сдаст экзамены в Имперскую Военную Академию.