Барраяр
Шрифт:
Легок на помине, появился граф — вышел из дверей старого каменного склада для фуража, сматывая на ходу какую-то веревку. — А, вот вы где, — поприветствовал он их безо всякого выражения, но достаточно дружелюбно подошел поближе. — Вряд ли вам захочется взглянуть на мою новую кобылку…
Голос его был таким ровным, что Корделия решительно не могла понять, ждет он от нее отказа или согласия. Но нельзя было упускать случай. — Майлз наверняка захочет.
— Хм.
Она обернулась к Ботари. — Почему бы вам не…
Но Ботари в смятении
— Мой привозной жеребец! — в ужасе взвыл Петр.
Чисто машинально Ботари потянул из кобуры парализатор и застыл, не понимая, в кого и куда стрелять. Если лошадь упадет и придавит своего крошечного наездника…
— Смотри, сержант! — окликнул его радостный тонкий голосок Майлза. — Я тебя выше!
Ботари бросился к нему. Вспугнутая лошадь попятилась и перешла на легкий галоп.
— …и бегаю быстрее! — Слова унеслись прочь в равномерном стуке копыт. Лошадь исчезла за углом конюшни.
Четверо взрослых бросились следом. Криков Корделия больше не слышала, но когда они вылетели из-за угла, Майлз лежал на земле, а конь стоял чуть поодаль и, вытянув шею, пощипывал траву. Заметив людей, жеребец недружелюбно фыркнул, поднял голову, переступил с ноги на ногу, но потом снова принялся пастись.
Корделия упала на колени рядом с сыном, но он сам уже садился, отмахиваясь от нее. Майлз был бледен и чересчур знакомым жестом прижимал правую руку левой.
— Видишь, сержант? — пропыхтел он. — Я могу ездить верхом, могу!
Петр, направлявшийся к коню, замер на полушаге и поглядел на него с интересом.
— А я не говорил, что вы не можете, — чуть ли не оправдывался сержант, — я говорил, что вам нельзя.
— А-а.
— Снова сломали? — Ботари кивком показал на руку.
— Ага, — вздохнул мальчик. У него на глазах выступили слезы боли, но он крепко сжал зубы, чтобы не дать голосу дрогнуть.
Сержант что-то проворчал, закатал Майлзу рукав и прощупал предплечье. Майлз зашипел сквозь зубы. — Ну да. — Ботари потянул его руку, повернул, выровнял, извлек из кармана пластиковую манжету-фиксатор, натянул на руку Майлза и надул. — Вот так, пусть доктор посмотрит.
— Вы что, не могли как следует… запереть эту ужасную лошадь? — возмущенно спросила Корделия у свекра.
— И вовсе она не ужасная, — запротестовал Майлз, поднимаясь на ноги. — Она самая красивая.
— Вот как? — спросил граф напрямую. — А с чего ты это взял? Из-за коричневой масти?
— Потому что она лучше всех скачет, — с энтузиазмом объяснил Майлз, подпрыгивая на месте в попытках изобразить, как именно скачет лошадь.
Вот тут он завладел вниманием деда целиком. — Именно
— Они классные. Они чудесные. — Майлз извернулся.
— А твоего отца я так и не смог ими заинтересовать. — Во взгляде графа, брошенном на Эйрела, читалась обида за сыновью неблагодарность.
«И слава богу», подумала Корделия.
— Спорим, на лошади я буду ехать так же быстро, как все, — предложил Майлз.
— Сомневаюсь, — заметил Петр холодно, — если судить по тому, что мы только что видели. Если ты собираешься заняться верховой ездой, ты должен делать это правильно.
— Научи меня, — предложил Майлз немедленно.
Брови графа полезли на лоб. Он глянул на Корделию и кисло улыбнулся. — Если твоя мать разрешит. — И отвернулся, самодовольно чувствуя себя в полной безопасности, поскольку знал, что за глубокую нелюбовь испытывает Корделия к этим зверюгам.
Корделия прикусила язык, едва не выпалив «Только через мой труп!», и принялась стремительно соображать. Эйрел сверлил ее взглядом, подсказывая что-то, но что именно. Неужели это новое покушение Петра на жизнь ее сына? Граф хочет, чтобы ее мальчика растоптали, задавили, чтобы он разбился… или вымотался? А это мысль…
Риск или безопасность? Последние несколько месяцев, с того самого момента, как Майлзу стала доступна вся роскошь передвижения, Корделия жила в постоянной изматывающей панике. Она изо всех сил пыталась уберечь сына от травм, а он все время тратил на отчаянные попытки сбежать из-под ее надзора. Если они и дальше будут так воевать, скоро или она свихнется, или он.
Если она не может держать его в вате, может, приемлемой альтернативой будет научить его справляться с жизненными опасностями? Например, плавает он уже как рыба. Огромные серые глаза глядели на нее с отчаянной, безмолвной мольбой: «Разреши, разреши, разреши…» Интенсивности этого излучения хватило бы, чтобы проплавить сталь.
«Я могу драться за тебя со всем миром, но будь я проклята, если знаю, как спасти тебя от самого себя». Давай, малыш.
— Разрешаю, — согласилась она, — если с тобой рядом будет сержант.
Ботари стрельнул в нее взглядом, в котором ужас смешался с упреком. Эйрел потирал подбородок, его глаза сияли. Граф был совершенно ошарашен — он и не предполагал, что в ответ на свой блеф услышит «да».
— Здорово! — обрадовался Майлз. — А можно у меня будет своя лошадь? А можно вот эта?
— Только не эта! — с негодованием среагировал граф. Потом глубоко вздохнул и добавил. — Может, пони?
— Лошадь, — настаивал Майлз, внимательно наблюдая за лицом деда.
Корделия узнала Режим Молниеносного Натиска — насколько она могла судить, он включался у Майлза инстинктивно при малейшей уступке оппонента. Малыш мог бы выбивать контрибуцию по мирному договору из цетагандийцев. Интересно, сколько лошадей он бы, в конце концов, выторговал сейчас?