Барвенково – Сталинград. Цена хрущёвской подлости
Шрифт:
Он раскрыл планшет, развернул карту и уточнил боевые задача каждой роте. Организовывать определённую в таких моментах работу, когда комбат вырабатывает решение и отдаёт боевой приказ, был уже некогда.
Через час батальон был готов к бою.
И снова команда: «Вперёд!»
Командир танка. Да, задача не из лёгких. Тем более уж этому то Маломуж и вовсе не учился. Едва успел освоить обязанности радиста.
Атака была спорой. Вышли к небольшому плацдарму. Пехота как горох посыпалась с брони, и атаковали фашистов, не успевших, а может и не собиравшихся укреплять позиции в инженерном отношении. Ведь рассчитывали на стремительный бросок вперёд…
Тяжёлую технику немцы переправить не успели, но едва начался бой, как с западного берега ударили противотанковые пушки. А затем, когда плацдарм уже был ликвидирован, с особым зверством набросились «Юнкерсы».
К вечеру подошли подразделения стрелкового полка, и танкистов вывели из боя, а оставшиеся танки передали в танковую бригаду, которая была придана занимавшей оборону стрелковой дивизии.
А потом был марш в Сальские степи за Волгу. Полк сохранился как боевая единица. Легче сформировать новую часть на основе той, что уже побывала в боях, ведь даже те, немногие бойцы и командиры, что оставались в строю, лучшим образом цементировали возрождаемое танковое формирования.
Хрущёвские сводки
На Юго-Западном фронте развёртывалась грандиозная трагедия, а сообщения Совинформбюро оставались по-прежнему оптимистичными. И эти сообщения слушала вся страна, их слушали, и сержант Маломуж, направленный в составе полка на переформирование, и те бойцы и командиры, что вышли на берег Дона, чтобы сменить танкистов, отбивших у немцев плацдарм, их слышали и Гостомыслов с Ивлевым. Разница была лишь в том, что одни знали истинное положение дел и недоумевали, слушая радио, а другие радовались успехам Красной Армии, которых на Юго-Западном фронте не было.
Тут нужно заметить, что данные для сводок готовили не Левитан и те, кто обеспечивал его эфир, а политуправления фронтов. Ответственным за информация несли члены Военных Советов.
Именно Хрущёв кормил Москву бравурной ложью по поводу того, что происходило под Харьковом.
Ивлев зашёл к Гостомыслову буквально за пару минут до дневного сообщение Совинформбюро от 23 мая 1942 года. Уже пять суток шло немецкое наступление. Конечно, ни Гостомыслов, ни Ивлев не черпали данные об обстановке из сводок. Конечно, они имели разностороннюю и многогранную информацию, но сейчас Ивлеву важно было другое. Важно было обратить внимание Гостомыслова на заведомую ложь.
Гостомыслов как всегда предложил сесть, Ивлев же кивнул на чёрную тарелку репродуктора:
– Послушаем?
Гостомыслов пожал плечами и ответил:
– Давай!
В кабинет ворвался торжественный голос Левитана. Именно торжественный, потому что текст не давал никаких причин для тревоги.
«В течение ночи на 23 мая на Харьковском направлении наши войска, закрепляя занятые рубежи, вели наступательные бои».
– Слышишь? Наступательные бои, – прокомментировал Ивлев.
Гостомыслов кивнул, мол, слышу.
Далее спокойное сообщение о Крыме:
«На Керченском полуострове продолжались бои в восточной части полуострова».
А ведь там немцы уже достигли кардинальных успехов, и даже нашли возможность перебросить авиацию на Харьковское направление.
Левитан продолжал говорить о других участках фронта:
«На других участках фронта существенных изменений не произошло».
Затем снова вернулся к Харькову.
– Вот, слушай!
«На Харьковском направлении фронта наша часть выбила противника из сильно укреплённого населённого пункта. Отступая, немцы бросили 5 полевых орудий, 12 пулемётов, склад с минами и радиостанцию. На другом участке наше подразделение отбило контратаку противника и уничтожило до 200 гитлеровцев. Наши бойцы захватили 2 противотанковых орудия, 4 миномёта, 60 винтовок и пленных. Огнём артиллерия подавлена батарея противника».
– Каково?! – спросил Ивлев.
– Ты думаешь, что это полная ложь? А я вот полагаю, что тут дело ещё печальнее. Враг, как я только что узнал, перерезал горловину барвенковского выступа, а наши войска продолжают наступление, хотя надо срочно выходить из горловины.
Разноречивая информация путала всех. Сталин уже знал о том, что сложилась критическая обстановка. А тут сообщение… Он нередко слушал сводки Совинформбюро с целью контроля и для того, чтобы понять, чем живёт страна, поскольку страна во многом жила именно сводками, которые облетали всё уголки, сообщаемые то торжественным, то печальным и тревожным голосом Левитана.
Сталин позвонил Щербакову, которому было подчинено Совинформбюро. Спросил:
– Вам известно положение дел на харьковском направлении?
– Так точно, товарищ Сталин, знаю. Да вот только что мне звонили по поводу сводок. Задали вопрос, почему не сообщает об истинном положении дел? Один старый партиец звонил с упрёком, что мы подрываем авторитет такими сводками. Я перезвонил Хрущёву, спросил, что там у них происходит? Он заявил, что всё в полном порядке: наступление идёт успешно и скоро будем в Харькове.
– Понятно, – сухо отозвался Сталин и положил трубку.
Зазвонил телефон. Гостомыслов взял трубку и после первых же слов на другом конце провода, сказал Ивлеву:
– Шифровка от Насти. Срочная.
Ивлев поспешил к шифровальщикам и через несколько минут позвонил Гостомыслову:
– Изменники и предатели названы… Необходимо срочно сообщить Верховному.
И названы они были Гансом Зигфридом…
Семь раз отмерь…
Убеждая командование в необходимости отпустить Зигфрида, Ивлев брал на себя огромную ответственность. Отпустить крупного сотрудника Абвера в надежде на то, что тот, в конце концов сам придёт к решению сотрудничать с советской разведкой? А если нет? Если такого решения не последует? И всё же Ивлев надеялся, что он не ошибается, что успех будет.
Последнее, что он обсудил с Гансом Зигфридом, так это, кого бы тот хотел взять с собой для алиби.
Зигфрид ответил:
– Никого. Ведь они в плену… Вам придётся устраивать мне побег вместе с ними. И у моего командования может возникнуть вопрос, ради кого устроен такой побег. Поверьте, в моём окружении аристократов, увы, нет. Моими помощниками здесь были именно те люмпены, которые со свинячьим, – он усмехнулся, воспользовавшись выражением, услышанным от Ивлева, и повторил ещё раз: – именно со свинячьим подобострастием смотрят на своих собратьев, сумевших захватить более высокие посты. Их судьба меня не интересует. У каждого, поверьте, руки в крови. И будет лучше для пользы дела, если вы их всех ликвидируете.