Барышня Дакс

Фаррер Клод

Постукивание пишущих машинок чередовалось с постоянными телефонными звонками. Лампы горели, хотя час был еще ранний – с узкого двора в окна проникал только сероватый полусвет, слишком слабый даже для пишущих на машинках. В мрачной комнате светились только яркие круги, которые отбрасывали на потолок зеленые картонные абажуры. Пронзительный голос господина Дакса диктовал циркулярное письмо.

– Готовы, Мюллер? Нет? Нет еще? Приятно иметь вас секретарем! Готово?

Шанхай продал на этой неделе много бумажной пряжи по старой цене. Что касается до патле, цены стоят несколько более твердо.

Требования из Кантона все увеличиваются. Есть спрос на шелка сирийские и из Бруссы.

Наши цены: шелк-сырец Сирийский 1-й сорт, 9/11 фр. 41/42

Шелк-сырец из Бруссы, 1-й сорт 14/20………… 40/41

Шелк-сырец из Бруссы, 2-й сорт 14/20…………89/8 95

Шелк-сырец японский в нитках 1 1/2 13/10……… 41/50

Шелк-сырец Какеда 1 лошадиная голова……….. 40

Что такое?

В широко распахнувшуюся дверь ворвалась госпожа Дакс, и барышня Дакс следовала за ней.

Последовало изумленное молчание. Еще ни разу, сколько могли запомнить служащие, госпожа Дакс и барышня Дакс не приходили вместе в контору на улице Террай. Все пишущие машинки инстинктивно остановились.

Господин Дакс очень высоко поднял тонкие брови. Однако его изумление не было демонстративным.

– Почему вы пришли сюда? – спросил он.

– Потому что…

Госпожа Дакс произнесла это «потому» с горячностью, но она тотчас же остановилась и взглядом указала на пятерых служащих.

– Сюда, – указал господин Дакс.

Он прошел впереди жены в склад. Барышня Дакс молча и как бы готовая ко всему шла за матерью.

Закрыв дверь, господин Дакс повернул выключатель. Зажглась переносная лампа, теперь подвешенная к стене на крюке. Обширное помещение, наполненное сложенными в порядке тюками, осветилось слабым желтоватым светом.

– Ну? – спросил господин Дакс.

– Ну! – закричала госпожа Дакс, сразу же выйдя из себя, и ее марсельский акцент возродился, как в минуты самых сильных волнений. – Ну, мы пришли сюда, оттого что эта девица не хочет больше выходить замуж!

– Не хочет больше чего?

– Не хочет больше выходить замуж! Я, кажется, ясно говорю, не так ли? Алиса не хочет больше выходить замуж. Она отказывается выходить за вашего доктора! Поняли?

Господин Дакс почел лишним отвечать. Он спокойно снял с крюка электрическую лампу и поднес ее к самым глазам барышни Дакс. Потом:

– Что означает эта шутка? – рассвирепел он. Все это происходило во вторник, 11 октября 1904 года. А с пятницы 23 июля 1884 года, дня своего рождения, никогда еще барышня Дакс не сопротивлялась отцовской или материнской воле. Но, без сомнения, времена таинственным образом изменились. Оттого что на вопрос господина Дакса, вполне походивший на приказание, барышня Дакс отвечала голосом решительным, хоть и очень тихим:

– Это не шутка.

В резком свете электрической лампочки лицо барышни Дакс казалось задумчивым и упрямым. Господин Дакс посмотрел на опущенные ресницы, сжатые губы, вертикальную складку на лбу. Никакого бунта не было в этом лице; в нем была решимость – обдуманная, спокойная, непоколебимая.

Господин Дакс, привыкший к постоянному и немедленному подчинению, вместо того чтоб удивиться, пришел в бешенство:

– А? – сказал он гневно. – Это не шутка? Что же это в таком случае? Неисполненное обещание? Нарушенное слово?

Барышня Дакс осмелилась прервать его:

– Я не…

– Зато я дал слово! Я дал слово, и я спрашивал тебя, прежде чем дать слово. Что? Разве тебя силой выдают замуж? Согласилась ты или нет?

– Я согласилась, но…

– Но теперь ты отказываешься? Немного поздно! Ты сказала да, и будет да.

Сухим жестом он повесил лампу на место, давая понять, что разговор прекращен и визит окончен. Но в то время как он протягивал руку к дверной ручке, он остановился, пораженный: стоявшая неподвижно барышня Дакс отчетливо качнула головой слева направо и справа налево.

– Что? – спросил господин Дакс. – Ты не поняла?

– Я не пойду за господина Баррье.

Сказано это было очень тихо, но таким решительным тоном, что господин Дакс, окончательно сбитый с толку, остолбенел. И госпожа Дакс, от нетерпения переступавшая с ноги на ногу, ринулась в битву:

– Она не пойдет за него! Слыхано ли это! Двадцатилетняя девчонка, которая «не пойдет!» И которая командует отцом с матерью!

Господин Дакс тем временем раздумывал. Быть может, он начинал уважать эту неожиданную энергию, которая ему сопротивлялась. Быть может, он почувствовал, как в тайниках его души пробуждается отцовский инстинкт: конечно, в ней, как и в нем, текла добрая севенская кровь, в этой девочке, до сих пор такой тихой, и она прорвалась вдруг, властная и упрямая! Менее резко господин Дакс спросил:

– Отчего?

И так как его дочь продолжала молчать, он повторил:

– Отчего? Ты не хочешь пойти за господина Баррье? Я думаю, это не пустой каприз. У тебя должен быть повод. Скажи.

Фраза, некогда слышанная и вечно живая в памяти, просилась с губ барышни Дакс:

– Я не хочу пойти за него, оттого что он не любит меня и оттого что я не люблю его.

– Что она говорит? – закричала возмущенная госпожа Дакс.

Но господин Дакс движением руки приказал ей замолчать. Теперь он рассуждал совсем спокойно, как хладнокровный человек.

– Что он тебя не любит, ты не можешь знать. Твоя мать и я, заботясь по мере сил о твоей пользе, напротив, решили, что он любит тебя. Что ты не любишь его – ты знаешь об этом еще того меньше. Девушка может ясно узнать себя только на следующий день после свадьбы. Поэтому твои доводы ничего не стоят. Есть у тебя другие доводы? Отвечай.

Барышня Дакс продолжала молчать.

– Других доводов нет? В таком случае…

Он вместо конца фразы пожал плечами, но барышня Дакс, по-прежнему в высшей степени тихая и упорная, еще раз качнула головой справа налево и слева направо:

– Я не пойду за господина Баррье.

– За кого же ты пойдешь в таком случае? – спросил внезапно господин Дакс. – Да, за кого? Ты, верно, нашла другого, не так ли? Ты любишь… Ты воображаешь, что любишь кого-нибудь?

Зардевшись, барышня Дакс отодвинулась назад:

– Никого!

– Никого? В таком случае…

– Я не пойду за господина Баррье.

На этот раз господин Дакс недоверчивым взглядом испытующе оглядел лицо дочери. Наконец он холодно сказал:

– Увидим. У меня нет никакой возможности принудить тебя выполнить данное слово. Но я могу заставить тебя подумать. Ты подумаешь. Не забудь, что ты несовершеннолетняя и что тебе необходимо иметь мое согласие на брак по твоему вкусу. Что? Ты не думала об этом? Оставь! Я не дурак! И я ясно вижу тебя насквозь. Ты сейчас же вернешься домой. Ты отправишься к себе в комнату и останешься там. Это разбивает твои планы, потому что ты не можешь разгуливать? Тем хуже и тем лучше! Ты послушаешься.