Баржа Т-36. Пятьдесят дней смертельного дрейфа
Шрифт:
– Контра, короче, форменная, – проворчал Серега.
– Контра контрой, но водка стоящая. Скоротаем время за бутылочкой, командир?
– Душа просит? – усмехнулся сержант.
– Просит, – вздохнул Филипп. – Никогда так не просила, Ахмет. И чего она тут стоит? Не пропадать же добру. Все достается людям, как говорится.
– Ну хорошо, – решился сержант. – Но только по две рюмочки. Чтобы все у нас закончилось благополучно, чтобы грусть-тоска быстрее улеглась. Доставай посуду, раздатчик пищи, смотри, сколько ее тут.
Творение господина Смирнова пилось мягко и душевно. Серега тут
– Ну и какого фига? – Федорчук икнул.
Телефон трещал, делая короткие паузы. Нервы дрожали и звенели. Страх снова забирался в души парней, осматривался, осваивался. Филипп смертельно побледнел. Он что-то почувствовал. Ахмет еще только выбирался из-за стола, а Полонский уже подпрыгнул, едва не повалив красивый стул, подлетел к телефону.
– Алло! – Его голос охрип, изменился до неузнаваемости. – Да, это я, – проблеял он и начал покрываться сыпью.
Парень слушал, едва не хватаясь за сердце, потом что-то пробормотал и аккуратно, словно она была из тонкого стекла, пристроил трубку на рычаг. Он повернулся, и друзья увидели, что сыпь равномерно расползлась по его лицу. Глаза Филиппа диковато поблескивали.
– Это Кларисса, – прошептал он.
– Помянули, блин. Ну, давайте за нее самую – за грусть-тоску. – Федорчук вздохнул и залпом опрокинул стопку.
Остальные тоже выпили вразнобой. Кроме Филиппа, застывшего как статуя.
– Чего уставились? – разозлился Полонский. – Я что, в коротком платьице?
– Излагай, – вздохнул Ахмет.
– Ее рейс на Гонолулу по техническим причинам перенесен на утро, – убитым голосом сказал Полонский. – Эту ночь Кларисса проведет в Сан-Франциско. Говорит, что телефон пока не прослушивается. У них там какая-то поломка. Гостиничный номер был выделен мэрией буквально перед нашим приездом. ФБР не успело наставить здесь микрофонов. Предлагает встретиться в квартале отсюда, за парком. Там шоссе, а в трехстах метрах к морю есть небольшой мотель, где она будет ждать.
– Еще одна глава из «Записок путешественников». – Серега всплеснул руками. – Ты что, боец, белены объелся? Переметнуться к врагу собрался?
– Ты того, да? – Филипп покрутил пальцем у виска и разозлился. – Не беси меня, Серега. Учти, кулак мой может сработать быстрее, чем мысль. Ахмет, пожалуйста, – взмолился Полонский и едва не рухнул на колени. – Отпусти, ты же понимаешь. Я всего на полтора часа, мышкой туда-сюда, обману охрану. Здесь ходу минут восемь, не заблужусь.
Тугой комок застрял в горле сержанта. Ахмет никогда не отмечал за собой склонности к авантюризму, а сейчас его вдруг пробрало. У Филиппа был такой умоляющий вид, что заныло сердце. А ведь влюбился по гроб души сибирский паренек, вразнос пошел, не понимает, что делает.
«А почему бы, собственно, и нет? – задумался Ахмет. – Не посадят же нас за это в тюрьму. Не отправят лет на двадцать на живописную Колыму».
А товарищи уже глухо переругивались. Серега уверял, что рисковать не стоит. Полонский свалит в этот город, полный опасностей и соблазнов. Им тут трястись за него всю ночь, а потом огребать неприятности! Да и спать пора, завтра рано вставать.
– Какая разница, когда ложиться? – резонно возражал Полонский. – Все равно не выспимся.
– Да там же хлопцы в коридоре, – пробурчал Федорчук. – Они везде – на улице, в коридоре, под окнами. Только выйдем, сразу развернут…
– А ну, тихо, – процедил Ахмет.
Но товарищи его не слышали, продолжали звенеть копьями и мечами.
– Тихо, я сказал! – прорычал он. – Слушайте сюда. Прогулка перед сном по городу – это, в общем-то, мысль. Не дело пребывать тут взаперти и мир не посмотреть. Но один Филипп не пойдет. Прикроем нашего влюбленного. Если что, он все время был с нами. Но чтобы вернулся через полтора часа. – Сержант погрозил пальцем. – И не поддался на уговоры американской пропаганды.
– Перебьется, мы к нему сторожами не нанимались, – проворчал Серега и быстро разлил водку по рюмкам. – Ладно, шут с вами, авантюристы, давайте для храбрости.
– Но там же хлопцы повсюду, – заезженной пластинкой гнул Федорчук, но у него уже блестели глаза в предчувствии нового приключения.
– С хлопцами разберемся. Быстро одеваемся. Свет оставить включенным, пусть думают, что мы здесь.
Филипп подлетел к двери, перевел дыхание и осторожно высунулся в коридор.
– Твою-то муттер! – выругался он, закрывая дверь. – Там двое в конце коридора, на стульчиках сидят, не спят. Ахмет, что с окнами?
– Фигово, – пробормотал Затулин, подглядывая из-за шторки. – Там люди шатаются, полицейские болтают с каким-то чудиком в шляпе.
– А что у нас в спальнях? – осенило Филиппа, и он умчался в облюбованную комнату.
Остальные тоже расползлись по своим помещениям. Их окна выходили на пышный викторианский дом и публику, толпящуюся рядом с ним.
– Сюда, пацаны, – зашипел Филипп из своей спальни. – Дуйте все ко мне.
Он выключил свет у себя комнате, заскрипел шпингалетами, открывая окно. Товарищи сгрудились в кучку, полезли на подоконник. Это было единственное помещение в номере, окна которого выходили не на главную улицу, да еще и были утоплены в нишу. Мерклый свет далеких фонарей разбрызгивался по стене напротив. Глухой торец четырехэтажного здания, под ногами петляющий переулок, в стороне – балкон, с которого свисал занавес из тропической флоры. Ни одной души в округе. Только с улицы доносился приглушенный гул, по ней изредка проносились машины. По неведомой причине эта часть здания оставалась без присмотра. Возможно, американцы не видели нужды в опутывании гостей плотными кордонами. Не шпионы же!..
– Отлично. – Полонский задыхался от волнения. – Пацаны, связываем простыни и пододеяльники. Эта ниша нас прикроет, она нам просто божий дар.
Спуститься со второго этажа было не особо сложно. Парни сползали по перекрученному белью, которое привязали к ножке кровати, и садились на корточки в нише. Выемка в стене их действительно прикрывала, обнаружить простыни, свисающие из окна, можно было только случайно. По ним же потом удастся забраться вверх. Ничего сложного, выздоровление шло полным ходом.