Башня континуума
Шрифт:
Виктория неслась во весь опор, понукая метлу, пританцовывая и кувыркаясь высоко-высоко в чистом холодном воздухе. С высоты в три сотни миль деревья, и лоскутные одеяла полей и пастбищ, и серебряные ленты рек, и серпантины скоростных магистралей казались ненастоящими, игрушечными. «Ах, как славно», — думала она во сне, испытывая блаженство от полета, своей наготы и лунного света; но она не просто летела, а мчалась к чему-то блистающему и грандиозному и, кажется, оно было совсем близко, и звало, и манило, это невиданное счастье, но вдруг зеленая луна вспыхнула, слепя ее,
Все тело ее подсознательно напряглось в ожидании страшного удара, когда, жадно хватая ртом воздух, она распахнула глаза. И очутилась в собственной мягкой постели с шелковыми простынями. Одна.
— Что… где…
Включив ночник, Виктория обнаружила на прикроватной тумбочке записку от мужа. Он все же поехал в Лас-Абердин. Похоже, дела в городе и впрямь обстояли далеко не лучшим образом, раз он сорвался среди ночи, невзирая на отпуск и несварение.
— Надеюсь, все не так плохо…
Теперь ей захотелось выпить стакан горячего молока. Виктория села на постели, подобрав ноги, позвонила в серебряный колокольчик и подождала, пока из передней появится ночная горничная. Никто не пришел. Наморщив нос, Виктория позвонила еще раз. И опять ничего не произошло.
— Ох, сейчас встану и всыплю кому-то по первое число…
Выбравшись из постели, Виктория набросила пеньюар, заколола волосы серебряным гребнем и вдела ноги в домашние туфли на семидюймовых каблуках, с меховыми помпонами на острых мысках. А потом… случилось что-то страшное. Без всякого перехода Виктория словно ухнула в бездонный колодец, а, придя в себя, обнаружила, что стоит посреди слабо освещенной гостиной, и со стен взирают с остекленелой тревогой головы оленей, кабанов и медведей. И еще там был…
— Доброй ночи, Виктория.
Небрежно, по-хозяйски развалясь в кожаном кресле у камина, Чамберс ворошил кочергой угли. Перед ним на кофейном столике стоял хрустальный магический шар, накрытый куском черного бархата.
— Мистер Чамберс.
— Как поживаете, — проговорил он спокойно.
Виктория потерла глаза. Как злой колдун оказался здесь, да еще среди ночи? Прислуга, охрана, сигнализация, неприступный семифутовый каменный забор, злющие сторожевые псы, способные разорвать в клочья любого незваного гостя. Разве собаки не должны были залаять, когда он зашел в дом?
— Ваши собачки спят, Виктория, — ласково сказал колдун.
— А охранники?
— И охранники ваши спят, и прислуга, и ваш сын.
Виктория повернула голову и увидела в холле неподвижные, как статуи, фигуры охранников, замершие в тех позах, где их застиг глубокий, неодолимый сон.
— Как вы это провернули?
— Скажем, не самый легкий трюк, но и далеко не самый сложный для меня, — ответил Чамберс, омерзительно чувственными движениями поглаживая свою кудрявую козлиную бородку.
— Но… как вы отключили сигнализацию?
— Тут все просто донельзя. Ваш муж мне долго и подробно объяснял и рассказывал, как она отключается, сообщил все коды доступа, а также выдал мне запасной комплект ключей от вашего дома. От вашей городской квартиры. От своего рабочего кабинета. И банковского сейфа. Заодно любезно сообщил мне номера ваших банковских счетов.
Поразительные известия заставили Викторию покачнуться, но, в целом, она осталась спокойна и несгибаема. План действий моментально созрел в ее голове. Завтра поутру она доберется до салемского филиала Корпорации. Или напрямую свяжется с братом и объяснит суть проблемы. Никита, солнышко, будет рад помочь. Меткий снайпер превратит мозги Чамберса в нашпигованное огнем и свинцом осиное гнездо.
— Ясно. Вы все же не шарлатан. Вы великолепный, умелый гипнотизер. Вы гипнотизируете моего мужа? Но на самом деле ничего такого нет.
— А вот и есть, — не согласился Чамберс и повел по комнате пухлой, унизанной тяжелыми перстнями, рукой, и в углах комнаты зашевелились, задышали, заметались слуги колдуна, чудовищные, древние тени. Бесформенные, неживые, но овеществленные, рабски покорные и податливые, тени шпионили, подслушивали, подсматривали, а потом возвращались к хозяину и доносили, выбалтывали тайны и секреты, пересказывали сплетни и грязные слухи.
От вида теней у Виктории в голове сделалось пусто, дыхание сбилось, и принялись подгибаться ноги, особенно когда она разглядела, что у слуг злого колдуна есть призрачные лица, сотканные из потоков курящейся эктоплазмы, и лица эти — наполовину человеческие, а наполовину — раскосые кошачьи морды.
— Что это за твари? — прошептала она мигом севшим голосом.
— О, Виктория, они очень древние. Призванные, Пожранные, Падшие, Перерожденные.
— Они… могут причинить мне вред?
Чамберс усмехнулся.
— Достаточно их прикосновения, чтобы высосать из вас жизнь, целиком, без остатка. Если я прикажу, разумеется. Но я, конечно, ничего подобного приказывать им не буду. Не бойтесь. Подойдите, — и Чамберс поманил ее пальцем.
Виктория, сама себе не веря, подошла, медленно, мягко ступая.
— Присядьте, — сказал Чамберс, приветливо кивнув на кресло напротив.
Признаться, Виктория не понимала, отчего до сих пор не напрудила в свои кружевные штанишки. Невзирая на увещевания астролога, она была напугана до смерти, хотя и отчаянно силилась не показывать вида.
— Но… кто вы такой? Неужели и впрямь колдун? Колдовство… тени… как это возможно?
Маслянистое лицо Чамберса, разукрашенное, как мазками алой и желтой краски, отблесками пламени, отобразило досаду. Он явно не испытывал желания распространяться об источнике своих сверхъестественных сил, но, все же, сообщил Виктории кое-что.
— Секреты тьмы с детства манили и привлекали меня. Я посвятил долгие годы… да что там, десятилетия, штудируя ветхие фолианты, изучая древние магические ритуалы и обряды, проводя алхимические опыты, рыская по кладбищам в поисках запчастей для моего гомункула. Для целой армии гомункулов! К сожалению, тех компонентов, что я сумел разыскать на погостах и кладбищах, оказалось недостаточно, и мне пришлось устроиться на работу в морг, где я сумел получить доступ к гораздо большему разнообразию биологических материалов…