Башня. Новый Ковчег 2
Шрифт:
— Пойдём, — Анна мягко потянула сестру за рукав рубашки.
— Нет, Ань, я не хочу. Правда не хочу есть, я…
Лиза не договорила, лицо её скривилось и покраснело. Она резко выдернула руку и бросилась к унитазу. Опустилась на колени, низко наклонила голову. Её с шумом вырвало.
— Лиза, — Анна растерялась.
Сестра повернула к ней лицо, вытерла ладонью испачканный рот. И Анна вдруг поняла. Не смогла не понять.
— Ты беременна.
Лиза
— Кто он?
Измученное лицо сестры озарила счастливая улыбка.
— Паша… Паша Савельев…
***
Анна столько раз убеждала себя, что простила этих двоих, что даже сама в это поверила. Но в глубине души продолжала жить обида — обида отвергнутой женщины — и с этой обидой уже сложнее было смириться.
Она зло поморщилась и потёрла ушибленную коленку. Её мысли, сделав очередной виток, опять вернулись к женщине, которая сегодня пришла к ней в надежде на помощь, хотя Анна вряд ли смогла хоть что-нибудь сделать. И причиной было не Аннино нежелание помогать, не Аннина злость за напрасные надежды и завышенные ожидания того, что и случиться-то не могло и не случилось, не детские обиды, уютно гнездящиеся в глубине души — ничего такого Анна не испытывала к этой женщине. Злилась она на себя и только на себя. На свою доверчивость. На своё смешное и неуклюжее желание.
Аннина память порвалась на кусочки, разноцветные лоскутки, разъехалась, и в прорехах появилось размытое лицо красивой смеющейся женщины, запрокинутое вверх в весёлом смехе, и слова, лёгкие, обещающие счастье: «Анюта, да Паша Савельев глаз с тебя не сводит, уж поверь моей женской интуиции, девочка, поверь. Мы ещё станцуем на вашей свадьбе, вот увидишь…».
Станцевали они на свадьбе, да. Только не на её…
Анна остановилась перед дверями своего кабинета. Вздохнула и решительно потянула ручку на себя.
Женщина, сидевшая спиной, при звуке открывающейся двери, вскочила. Повернула к Анне заплаканное, состарившееся лицо, на котором всё ещё проступали следы былой красоты.
— Анюта! — она шагнула навстречу, чуть покачнулась, но удержалась на ногах. Протянула к ней руки, но тут же безвольно опустила и сама сгорбилась, стала чуть меньше ростом. И по-прежнему не сводя воспалённых глаз с Анны, прошептала одними губами. — Анюта, спаси Бориса. Спаси моего мальчика. Поговори с Павлом. Ты — единственная, кого он послушает…
Глава 6
Глава 6. Сашка
Сашка считал, что ему невероятно повезло.
Когда Кравец ушёл, оставив Юрия Алексеевича в одиночестве в гостиной, Сашка уже решил, что совсем пропал. Он не знал, сколько прошло времени, полчаса, час, но понимал, что, как не оттягивай неизбежное, оно всё равно наступит. Вернётся горничная и выдаст его. Или придут Наталья Леонидовна с Оленькой. Без разницы — в любом случае он не может стоять за этой чёртовой портьерой вечно. Или может?
Мысли Сашки лихорадочно метались. От «выйти и во всём честно признаться Рябинину» до «дождаться ночи и попытаться выскользнуть незамеченным». Все варианты, которые услужливо подсовывал ему мозг, были плохи.
«Нет, ну в самом деле, — говорил себе Сашка. — Что такого страшного случится, если я выйду и скажу Юрию Алексеевичу, что всё слышал. Ведь, не убьют же они меня?». И тут же содрогался, вспомнив, что Кравец и Рябинин, как раз и обсуждали, деловито и хладнокровно, убийство генерала Ледовского, Вериного
После того, как тогда, в кабинете следователя ему обрисовали подробно, что от него ждут, Сашка, как бы это абсурдно не звучало, даже воспрял духом. В любом случае, если он и завербован, то на этот раз теми, кто стоит у руля, а такой расклад получался всё-таки менее опасным, чем, если бы это было наоборот. И вот теперь выясняется, что всё немного не так, как выглядело до сегодняшнего дня. И то, о чём он докладывал Рябинину о Кравце (а Сашка делал это регулярно), неминуемо становилось известно самому Кравцу, и, следовательно, если вся их оппозиция однажды одержит верх, то… Что следует за этим «то», Сашке думать не хотелось. Хотя, стоя за портьерой и ощущая боль в затёкших ногах, его всё же больше волновало будущее в краткосрочной перспективе, которое тоже, судя по всему, было отнюдь не радужным.
Сашка уже совсем было собрался с духом, чтобы выйти из своего укрытия, как вдруг услышал, что Юрий Алексеевич, до этого мерно сопевший в своём кресле, вдруг завозился и даже негромко выругался.
Видеть Сашка его не мог — портьера была плотной, но он отчётливо слышал, как Рябинин поднялся и, тяжело ступая, куда-то пошёл. Сашка решил, что вглубь квартиры, может, в спальню, но почти сразу же, вслед за шаркающими шагами Юрия Алексеевича, хлопнула входная дверь. Сомнений быть не могло. Дверь рябининских апартаментов была тяжёлой, массивной (Оленька как-то вскользь упомянула, что она сделана из настоящего дерева, обитого прочным композитным материалом), и её вообще редко кому было под силу удержать. Поэтому хлопала дверь от души, и звук, резкий, закладывающий уши, эхом разносился по всей огромной квартире, отзываясь бряцаньем хрустальных подвесок на вычурной люстре в гостиной Рябининых и надрывным стоном тонкостенных фужеров за мутным стеклом старинного шкафа из красного дерева с украшенными детальным орнаментом золотыми ручками.
Сашка, было подумал, что вернулась горничная. Эта девчонка, как и многие, не справлялась с тяжёлой дверью, отчего регулярно получала выговоры от Натальи Леонидовны. Сашка не раз и не два становился свидетелем того, как Оленькина мать устраивает выволочки своей прислуге. Но прошло несколько минут, а в апартаментах было подозрительно тихо.
«А вдруг всё-таки Рябинин ушёл?» — подумал Сашка, не в силах поверить своей удаче, и, набравшись храбрости, вдохнув в себя побольше воздуха, решительно вышел из-за портьеры.
Гостиная была пуста. Сашка, понимая, что мешкать не стоит, быстро юркнул в прихожую, ещё раз с облегчением выдохнул, увидев, что и там никого нет, и почти бегом покинул квартиру Рябининых.
На его счастье, эта квартира, как и все остальные на верхнем уровне, запиралась на электронный замок — чтобы открыть дверь снаружи требовалась магнитная карта-пропуск, а изнутри достаточно было нажать на кнопку в стене. Так что выйти из квартиры труда не составило, а дверь автоматически захлопнулась, как только он оказался за пределами апартаментов. Сашку мало заботило, что подумает горничная, вернувшись домой, он вообще о ней не думал. И об Оленьке, которая будет ждать его сегодня, он тоже не вспоминал. А вот что его теперь действительно волновало и тревожило, так это то, что ему делать с той информацией, которая не предназначалась для его ушей, но которая вдруг стала ему известна.