Башня. Новый Ковчег 5
Шрифт:
А у Павла Григорьевича и так к Киру особая «любовь» — он вчера так «обрадовался», когда его в столовой увидел, что даже поднос уронил. А потом ещё и наорал ни за что, ни про что, как будто Кир по своей инициативе оказался на этой чёртовой станции и попался ему на глаза единственно с целью его позлить. И если бы не Литвинов, который почему-то за него заступился, Савельев ещё вчера запер бы его в каком-нибудь чулане и цепью привинтил для верности, с него станется. К счастью, Борис Андреевич Кира отбил, но судя по всему это было в последний раз, потому что и двух часов не прошло, как Кир опять умудрился подставиться — натолкнулся на Литвинова в коридоре, который выскочил прямо на Кира
— Не жми, не жми так, Кирилл, — задумавшись, Кир чуть больше, чем следует, надавил на устанавливаемую втулку, и Данилыч осадил его, попридержал руку. — Плавно её засаживай, плавно. Вот так.
— Как с бабой, Кирюха, — посоветовал бригадный остряк. Он трудился рядом.
Кир опять покраснел. Сговорились они все тут, что ли? Или у них от заточения крыша поехала. У Литвинова вон точно. Вчерашняя некрасивая сцена опять встала перед глазами.
И чего, спрашивается, его туда понесло? А всё Гоша со своим щенячьим восторгом — потащил его после ужина осматривать административный этаж, хотя единственное, что Киру хотелось — это в койку и спать. Увы, от Гоши оказалось не так легко отделаться, но по счастью, в одном из маленьких коридорчиков, которые словно веточки от ствола дерева отходили от главного коридора, мелькнула девичья фигурка. Гоша зарделся, как маков цвет, и виновато забормотал, что ему кое-куда надо, совсем на чуть-чуть. Надо было быть дураком, чтобы не понять, что девчонка, которая скрылась за одной из дверей, Гошина подружка, как там её, Катя что ли, а Кир дураком не был. Похлопал ободряюще Гошу по плечу, заверил, что доберётся до их комнаты сам, и, оставив приятеля одного, отправился спать. И ожидаемо заплутал. Да так «удачно», что столкнулся с Литвиновым в самый пикантный момент.
Какого чёрта Литвинов в голом виде бегал по коридорам, Кир особо не задумывался. Мелькнула догадка, что тут замешана какая-то баба — ему показалось, что он слышал звук удаляющихся шагов, явно женских, потому что каблучки звонко цокали по полу. Но думать о том, что за баба сбежала от Литвинова, и зачем тот голый её помчался догонять, Киру не хотелось. Мало у него своих проблем, что ли. Только отметил про себя, что эти два старпёра, что Литвинов, что Савельев, совсем сдурели. Им уже внуков пора нянчить, а они всё романы крутят. Один вон с Анной Константиновной, теперь и второй. И кто после этого, спрашивается, идиот и придурок?
Хотя вопрос был, конечно, риторический. Идиот и придурок во всей Башне один — он, Кир. Косорукий бездарь, который всем приносит сплошные расстройства и неприятности. Может, зря его не посадили в чулан на цепь? А что? Самое место. Там он хоть вреда никому не причинит.
От этих мыслей стало совсем плохо. Он никак не мог собраться, делал ошибки, загнал всё-таки эту чёртову втулку глубже, чем надо, вызвав тихую, но отчётливую ругань Данилыча. Теперь и этот наверняка пожалел, что взял над Киром шефство. Сейчас укажет ему верное направление, действительно, что он — нянька, чтобы с Киром возиться.
Но Данилыч, проругавшись, никакого направления не озвучил и продолжил поучать Кира, как ни в чём не бывало…
— Всё, мужики, перекур полчаса. Потом — последний рывок, немного осталось, — голос отца прорвался, как сквозь плотный слой ваты.
Последний час Кир работал исключительно на одном упрямстве — нестерпимо болело плечо, то, из которого Егор Саныч извлёк пулю. Дышать тоже получалось с трудом, трещина в ребре ныла так, что Киру хотелось подвывать ей при каждом вдохе. Но он упёрто стоял рядом с
— Перекур так перекур, — пробормотал Данилыч, вытер со лба пот, посмотрел на Кира. — Ну что, устал?
Кир попытался изобразить улыбку и пожал плечами, рана тут же отозвалась саднящей болью, и улыбка у Кира получилась кривая и какая-то жалкая.
— Ничего, — утешил его Данилыч и медленно, вразвалку отошёл к группе мужиков, которые скучковались недалеко, обсуждая последние события.
Кир сделал пару шагов в противоположную сторону и без сил опустился на корточки, привалившись спиной к стене. Прикрыл глаза, перед которыми плавали мутные белые пятна.
— Ты можешь идти, хватит с тебя на первый раз. И так уже сегодня отличился.
Голос отца выдернул Кирилла из мутной зыби. Кир стиснул зубы и упрямо покачал головой.
— Ну, как знаешь…
Отец неторопливой походкой отправился дальше, бросил пару реплик по пути мужикам, позвал куда-то с собой Данилыча. Кир смотрел в удаляющуюся широкую спину отца и думал, что отец, наверно, прав, и ему действительно надо пойти к себе и лечь, потому что, когда отец вернётся и зычно скомандует: «перекур закончен, за работу, мужики», ему, Киру, будет не подняться. Он настолько устал, что просто не встанет, не сможет, у него руки словно одеревенели, а ноги гудели и подкашивались — он не встанет, а если встанет, то упадёт, а если не упадёт, то не сможет сделать и шагу, а если… И в то же время Кирилл понимал, что он и встанет, и пойдёт, и будет делать. Будет, потому что… потому что будет.
Он сжал кулаки и закрыл глаза.
— Привет! Ты тут? — от звонкого голоса Кир вздрогнул.
Гоша, переодетый в спецовку, такую же как у самого Кира и у остальных рабочих, плюхнулся рядом с ним, радостно улыбаясь. Кирилл припомнил: Гоша ему говорил, что они после своей смены ещё приходят помогать сюда, в бригаду его отца. Он и ещё несколько инженеров и техников.
— Привет, — отозвался Кир.
— А мы вот к вам пришли, на подмогу, — затараторил Гоша. — Несладко вам сегодня пришлось? Я слышал, что у вас тут какое-то ЧП случилось? Снова из графика выбились? Павел Григорьевич орал на Бориса Андреевича так, что стены тряслись. Я случайно наткнулся на них в коридоре. Павел Григорьевич грозился какого-то косорукого урода из вашей бригады лично прибить. Вроде как из-за него задержка часа на три. Интересно, кто это у вас так подставился? Ой, ты подожди, я сейчас вернусь, сбегаю, поздороваюсь с Иваном Николаевичем.
Гоша вскочил и умчался, а Кир снова почувствовал, как его накрывает волной нестерпимого стыда.
— Сам он урод косорукий, этот ваш Павел Григорьевич, — пробормотал он себе под нос и тут же вздрогнул, потому что рядом с ним кто-то негромко хмыкнул.
Какая-то баба, светловолосая, в спецовке, которая была ей чуть великовата, со вздёрнутым носом и насмешливыми серыми глазами, тоже, наверно, из пришедших инженеров, бросила на него странный взгляд, но ничего больше не сказала. Кир так и не понял, разделяет она его мнение о Савельеве, как о косоруком уроде, или, напротив, осуждает, но, если честно, ему было плевать.
— Всё, кончай перекур! Давайте поднажмём!
Окрик отца заставил Кира подняться.
***
— Да не расстраивайся ты так, — Гоша поставил перед собой поднос, сел и с аппетитом накинулся на еду, умудряясь болтать даже с набитым ртом. — Ну, с кем не бывает, ты же не знал…
Естественно, Гоше рассказали, кто именно был тем косоруким уродом, которого Савельев лично обещал пристукнуть, и из-за кого они опять выбились из графика, по второму разу перебирая чёртов коллектор. И теперь Гоша изо всех сил старался утешить Кира.