Башня
Шрифт:
К вечеру Полковник оклемался. Поужинал и позвал Седого с Вороном. Пришли, стали пить чай.
– Ну что ж, друзья мои, рассказывайте, что тут у вас случилось за прошедший месяц.
– Да что у нас может случиться? – отозвался Седой. – Живем в лесу, молимся колесу.
– Скромные вы. Как там вендетта между кавказскими кланами?
– Практически прекратилась в связи с полным взаимным истреблением.
– Ну вот. А то: молимся колесу.
– Толку немного, – сказал Ворон. – На место павших «героев» уже пришли другие.
– Понятно, – ответил Полковник. – Тем не менее следует признать, что Робинзон сработал профессионально… Как он, кстати?
Ответил Ворон:
– Очень хорошо. Он полностью восстановился, сейчас в отличной форме… Тренируется как зверь. Дает очень хорошие показатели по всем дисциплинам, особенно в стрельбе. Безусловно, лучший в группе. При этом не просто лучший, а с отрывом от остальных на голову. Строго говоря, его особенно и учить нечему – многое из того, что я ему даю, он знал и умел раньше. Кстати, имеет потрясающее внутреннее чутье на опасность.
– Понятно. А как с интеллектом?
– Тоже хорошо. Умеет быстро анализировать ситуацию, не боится принимать решения.
Седой произнес:
– Позвольте.
– Да, конечно, Игорь Дмитрич.
– Что касается боевой и специальной подготовки – ничего не скажу. Все на высоком уровне. Внутреннее чувство опасности – блеск… Но! Но у меня есть некоторые сомнения относительно его внутреннего мира. Мне кажется, что-то у Робинзона не в порядке. Что-то его беспокоит. Я пытался вызвать его на разговор, но он закрыт.
Полковник поднялся, с кружкой в руке подошел к окну, отдернул штору. По темному небу неслись темные тучи, ветер гнал крутую волну, безжалостно трепал кроны сосен, завывал в трубе. Полковник произнес:
– Домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают? – Он обернулся, заметил удивленный взгляд Ворона, улыбнулся и сказал: – Александр Сергеевич Пушкин, «Бесы». – Потом вновь обратился к Седому: – А с чем, Игорь Дмитрич, на ваш взгляд, связано внутреннее напряжение Робинзона?
Седой – психолог по основному образованию – ответил:
– Предполагаю, что может быть связано с тревогой за близких людей, которые остались там.
– Понятно, – Полковник вернулся за стол. – Если это тревога за родных, то это нормально. Что еще скажете про него?
– Определенно обладает высокоразвитой интуицией. Как-то раз сказал мне, что наш остров очень живописен, но обладает нехорошей аурой. Я спросил, что он имеет в виду, но он не смог объяснить… Про то, что здесь когда-то расстреливали, он не знал. Но ведь что-то почувствовал!
– Интересно, – произнес Полковник, – очень интересно.
Седой сказал:
– Есть еще один человек, который вызывает некоторые сомнения.
– Кто?
– Плохиш.
– Плохиш? – удивился Полковник. – А что такое?
Плохиш, бывший сержант морской пехоты, раньше жил в Пыталовском районе Псковской области. Год назад район стал Абренской волостью Латвии, а в дом к Плохишу пришли наследники бывших хозяев. Плохиш выставил их за дверь. Тогда пришли приставы с полицией. Плохиш достал с чердака автомат ППШ с обрезанным прикладом и расстрелял всех. Сам тоже был ранен. Ему помогли члены местной организации – спрятали, а потом организовали переправку Плохиша в монастырь в Карелии, а позже на остров.
– Чудит иногда парень, – отозвался Ворон.
– Конкретней.
– Тройкой в составе Плохиш, Грач, Братишка ходили в учебный рейд. Нарвались на полицию. Обошлось. Документы, слава богу, хорошие теперь. Но когда разошлись, Плохиш заявил: был бы ствол под рукой – перемочил бы всех на хер.
Полковник задумался, через некоторое время спросил:
– Какие соображения есть по этому поводу?
Он обращался в первую очередь к Седому. Седой ответил:
– Я поработал с ним. Никаких отклонений не заметил… Но теперь присмотрюсь потщательней.
– Согласен, – сказал Полковник. – Надо присмотреться к парню. Парень-то боевой, жалко будет такого потерять… Что еще?
– Работа по подготовке группы идет хорошо. Практически все ребята уже имеют какую-никакую подготовку, и все – реальный боевой опыт. Правда, многие никогда не работали с аквалангом, но инструктор у нас толковый – натаскает.
– Отлично, – сказал Полковник. – К концу июля подготовите группу?
– Постараемся.
– Ладно… Что-то еще?
Седой сказал:
– Напрямую к нашим делам не относится, но…
– Что такое, Игорь Дмитрич?
– Опять проявился Охотник, Пал Петрович.
Полковник напрягся.
– Три трупа, – сказал Седой. – Один – детский.
– Твою мать! – выругался Полковник. Седой и Ворон переглянулись: если Полковник ругается, значит, он, как граната, на боевом взводе. Седой продолжил:
– Да не факт, что это все. Может, больше. В прошлый раз кроме Сайгона и Носика он убил еще двоих. Просто нашли не сразу.
Некоторое время все сидели, молчали. Только выл ветер за окном.
– Бесы. – сказал Полковник. – Бесы.
Когда Седой сказал, что Робинзона что-то угнетает, он был прав. Когда предположил, что это беспокойство за близких, он снова был прав. Ивана угнетало, что он не может связаться с Лизой. Нет, разумеется, он мог бы обратиться к Седому и Седой «организовал» бы телефонный звонок или передачу записки Лизе, но… Иван не доверял Седому. По крайней мере доверял не настолько, чтобы «засветить» Лизу. Спасаясь от своей тревоги, Иван с головой уходил в пахоту.