Бастард Ивана Грозного — 2
Шрифт:
— На сколько я знаю, там пока нечем управлять. То, что строится, это, скорее, памятник, а не храм.
Санька посмотрел на Сильвестра.
— Да. Возведена центральная шатровая часть храма. А про отопление я не знаю…
— Почти, что под небом голубым, — усмехнулся Санька. — Пока денег не насобираете, буду давать из казны. Вам, нестяжателям много не надо. Щи да каша — пища ваша. Продержитесь и на государственном финансировании. Поставим всё же избу для служек и дьяков, чтобы не перемёрзли, бо в том, что строит Барма Постник, печи не предусмотрены, как я помню.
— Я под Макария не пойду, — упрямо буркнул монах. — Да и не даст он мне сан.
— Он не даст, так Константинопольский патриарх даст, — скривился Санька, и Сильвестр вздрогнул, так эта ухмылка была похожа на «кривляние» Ивана Васильевича.
— Как-кой Константино… пт… патриарх? — еле выговорил от волнения Грек.
— А не знаю. Кто сейчас там? — спросил Санька у Сильвестра.
Тот схватил ртом воздух.
— Дэ-дэ… Ди… Дионисий.
— Ну, вот… Дионисий, так Дионисий. Пошлём туда Сильвестра. Он обскажет всю ситуацию, что тут у нас твориться. Сильвестр может нагонять жути. По себе знаю. Он мне все нервы вымотал за двадцать дней пути. Думаю, тебя могут назначить сразу патриархом.
— Что вымотал? — переспросил Грек.
— Не заморачивайся. О другом думай. Готов стать первым Российским патриархом?
Старый человек, проведший в заточении почти тридцать лет, испуганно заморгал. Санька видел по его ауре, что ещё чуть-чуть и сердце его остановится и Санька подумал, что может зря он это затеял, этот преждевременный разговор. Отправил бы потихоньку Сильвестра, тот привёз назначение и объявили бы о нём всем. И Греку в том числе.
Александр усмехнулся. Тогда бы точно душа монаха не выдержала стресса. Санька попробовал как-то повлиять на работу сердца старца, но результата не почувствовал.
— Да ладно тебе, отче. Чего прежде времени переживать? Пока туда, пока обратно. Ещё дожить надо. Сумеешь ли?
— Типун тебе на язык, прости господи, — сказал будущий патриарх. — Что ж ты каркаешь?
Будущий патриарх, видимо от растерянности, «попутал берега».
— Прощаю в первый и последний раз, — сказал Александр, сурово сдвинув брови. — Спишем на неожиданность. Ещё хоть раз пожелаешь такого добра своему правителю, сразу укорочу на голову. Веришь? И не носить ей патриаршей… Как у них шапка называется?
— Митра, — прошептал Сильвестр.
— Во! Митры не носить ей. Твоей голове, если будешь лаяться. Даже, когда патриархом станешь.
Санька показал свой натруженный физическим трудом кулак. Он ведь и топор, и пилу, и рубанок держал по несколько часов в день, и канаты крутил, и кожи мял. Да и с рождения по лесу бегал, аки зверь дикий на четырёх лапах. Потому кулак у Саньки был огроменный.
— Остыл?
Грек кивнул.
— Запускаем проект?
— Чего?
— Латынь забыл? Тебя делаем патриархом, ты закручиваешь гайки.
— Эти, — просипел Грек и откашлялся. — Они не согласятся.
— А мы их и спрашивать не будем. Кто из них не согласится с твоим патриаршеством, всех под нож.
— Таки всех? Не побоишься назваться кровавым?
— Ты же говорил, что ничего ломать не будешь, — язвительно проговорил Сильвестр.
— А я и не ломаю. Я строю. Константинополь до сих пор не признал Русскую церковь. Это сколько веков уже? А так, у нас будет свой патриарх. Свой Московский патриархат.
— Дионисий не согласится, — утух Грек.
— Насколько мне известно, он много раз присылал просьбу о твоём освобождении. Я напишу ему, что готов выпустить тебя, только если он тебя сделает патриархом. Иначе наши священники сожгут тебя на костре. Могут ведь?
— Могут, — вздохнули одновременно и Сильвестр, и Грек.
— Ну вот…
— Запускаем проект?
— Запускаем проджект, — уверенно согласился Грек, вспомнив латынь.
— Ну, хорошо. Тогда собирайся и поехали. Со мной побудешь. Чтобы чего не случилось.
— Так, это… Нечего собирать. Всё своё ношу с собой.
— Ну, тогда поехали.
* * *
Венчание на царство состоялось через три дня по приезду «наследника» в Москву. Саньку посадили на жёсткую диету и на еженощные молебны с ежедневными причащениями. Сама процедура коронации прошла быстро. Сам митрополит Макарий отчитал молитву с просьбой укрепить царя духом истины и справедливости, а бояре осыпали царский трон золотыми монетами. Затем Макарий, под песнопения, возложил на Александра крест Животворящего Древа, шапку Мономаха и бармы. Правитель был помазан миром и получил благословение митрополита.
Выйдя из Успенского собора, прямо с крыльца новоиспечённый царь обратился к стоящему за квадратным оцеплением народу с короткой речью, во время которой провозгласил все воскресные дни официальными выходными. Ныне и присно, и вовеки веков!
Потом Адашев и Максим Грек отвели царя к Архангельскому собору, где тот помолился у могил "предков". У надгробья Ивана Васильевича, так и не ставшего «Грозным», он задержался, искренне сопереживая утрату.
Из Архангельского собора Саньку перевели в Грановитую палату, в которую поднялись по длинным ступеням, но не в зал приёмов, где он был, когда-то давно в своём времени, а прошли из сеней дальше по коридору и свернули налево.
— Жаль, государь, ты не видишь этого благолепия, — прошептал Адашев.
— Ничего, Алексей Фёдорович… Мне и так благостно, — ответил так же шёпотом Санька.
Санька «благолепие» видел в ещё более радужных красках.
Оказалось, что пока Санька «встречался» с предками Рюриков, гости переместились в Среднюю часть Грановитой палаты и сидели за столами. Столы, стоящие в три ряда по десять, и укрытые парчой и бархатом, были пусты, если не считать солонок, перечниц и блюд с мочёными яблоками, сливами и, судя по всему, тонко нарезанным холодным мясом. Санька всего не «разглядел» сразу.